Футах в двенадцати под люком темнел пол. Если чуть левее, можно заглянуть прямо в шахту грузового лифта, видно на семь этажей вниз, на дне бетон залит ярким светом. Точно смотришь в чью-то глотку – в переход меж двумя измерениями. Она пролетела с сотню футов. Даже с крыши я различал на бетонном полу ржавые пятна. Кровь Александры.
Она якобы пролезла через этот люк, сняла ботинки и носки, подошла к краю. Надо думать, все произошло стремительно – ветер в ушах, темные волосы возмущенно хлещут по лицу, – а дальше ничто.
Фальконе абсолютно права. Помятый металлический переплет люка узок – трудно было бы запихнуть туда Александру против ее воли. Трудно – да. Невозможно – нет.
Я встал, осмотрел крышу. Улик не обнаружил – ни окурков, ни обрывков, никакого мусора. Я уже собрался уходить, направился было к «Висячим садам», но далеко внизу, на дне шахты что-то вдруг шевельнулось.
Тень скользнула по полу.
Я подождал, глядя в эту освещенную пустоту, – может, померещилось?
Но затем в шахте вновь медленно проступил силуэт.
Кто-то замер у входа, отбрасывая тень на бетон. Постоял – и шагнул внутрь.
Я разглядел русые волосы, серое пальто. Наверняка детектив, вернулся осмотреть место преступления. Он нагнулся – надо думать, рассматривал пятна крови. Затем, к моему удивлению, сел в углу, локтями упершись в колени.
И некоторое время не шевелился.
Вглядываясь, я подался ближе к люку и задел осколок стекла – он упал и разбился на площадке прямо подо мной.
Человек в шахте вздрогнул, задрал голову и метнулся прочь.
Я вскочил и помчался через крышу.
Никакой это не детектив. Ни один знакомый мне детектив – за исключением Шерон Фальконе – так носиться не умеет.
10
Я бегом свернул назад к номеру 9 по Мотт-стрит, уверенный, что вход теперь открыт.
Но полицейская лента осталась в неприкосновенности, а на двери по-прежнему висели замки.
Как он забрался внутрь? И кто он вообще такой? Кордовит? Зевака, ненасытный до чужой гибели? Я проверил окна – все как одно заколочены. Оставался только узкий проход, заваленный грудами мусора. Я слегка распихал этот мусор, стараясь не вдыхать. Ну точно – в самой глубине на стену лился свет из открытого окна.
Неизвестный отодрал старые доски фомкой – вот она, валяется на земле; в окне дыра – только-только пролезть.
Я заглянул внутрь.
Ярко освещенная стройка – на бетонном потолке болтаются голые неоновые лампочки, у входа грудой свалены пластмассовые канистры и брезент. По всему пространству – ряды каркасных стоек. Справа в глубине вход в шахту опоясывала желтая полицейская лента.
Никого не видать.
– Эй? – окликнул я.
Тишина. Только комары зудят вокруг лампочек. Я подхватил фомку – на всякий пожарный, – протиснулся внутрь и грохнулся на гору цементных мешков.
Вокруг раскинулась огромная пустота. Вдоль задней стены – только металлические балки, бочки для цемента, кусок полиэтилена, а под ним нечто.
Я опасливо приблизился и сдернул полиэтилен.
Под ним стояла тачка.
– Есть тут кто? – крикнул я, озираясь.
Ни звука, ни шевеления.
Видимо, испугался мужик.
Я шагнул к полицейской ленте, собрался было поднырнуть под нее, и тут чья-то рука вцепилась мне в плечо, а что-то тяжелое заехало в висок. Я развернулся, но меня толкнули на пол, а фомку я уронил.
В глазах побелело, я почти ослеп, но все же разглядел человека, который смотрел на меня сверху вниз. И вдавил ногу мне в грудину.
– А ты, сука, еще кто? – заорал он.
Голос молодой, язык заплетается от ярости. Снова нагнувшись, он, кажется, вознамерился сдавить мне горло, но я вывернулся, толкнул его, схватил фомку и засандалил ему по плечу.
Мохаммед Али вряд ли бы мною гордился, однако приемчик помог. Незнакомец пошарил в поисках опоры, промахнулся и грохнулся навзничь.
Я подковылял к нему. Был он, оказывается, так пьян, что не мог встать. Воняет алкоголем и сигаретами и попросту никто – лет двадцати пяти, припанкованный, косматый, грязные белые «конверсы», выцветшая зеленая футболка с надписью «ВСЕ ПОЗАДИ». Глаза водянистые, красные, и сфокусироваться на мне им никак не удавалось.
– Моя очередь, – сказал я. – А ты, сука, кто?
