– Спасибо, мужик.
– Не стоит. Итак. Что ты делал в пакгаузе?
Он вздрогнул.
– В Чайнатауне. Ты же Хоппер, да?
Он открыл было рот, но смолчал и стрельнул глазами на дверь у меня за плечом.
– Я журналист, расследую смерть Александры Кордовы. – Я указал на книжный шкаф. – Вон прошлые мои работы, если интересно.
С сомнением во взоре он приблизился к шкафу, выудил «Кокаиновые карнавалы» и зачитал:
– «Увлекательное, мастерское расследование многомиллиардного наркобизнеса и миллионов жизней, пожранных и искалеченных его смертоносной машинерией». – Покосился на меня. – Эпичненько.
В голосе сарказм.
– Стараюсь.
– А теперь будешь писать про Александру.
– Зависит от того, что выясню. Что ты знаешь?
– Ничего.
– Как ты с ней связан?
– Никак не связан.
– А зачем влез в пакгауз, где она умерла?
Он не ответил, молча поставил книгу на полку. Перебрав еще несколько книжек, обернулся, снова сунул руки в карманы.
– И на какой журнал ты работаешь? – спросил он.
– На себя. Все, что ты скажешь, может остаться между нами.
– Как адвокатское неразглашение?
– Один в один.
Он скептически усмехнулся, но затем лицо его вытянулось. Я не впервые видел такую гримасу. Ему до смерти хотелось поговорить, но он размышлял, можно ли мне доверять.
– Часок свободный найдется? – тихо спросил он, потирая нос.
12
Следом за Хоппером я поднялся по лестнице в квартиру № 3Б грязной малоэтажки на Ладлоу-стрит. Бросив серое пальто на шезлонг, Хоппер удалился в заднюю спальню – где, похоже, не было ничего, только матрас на полу, – а меня оставил у двери.
Крошечную квартирку пропитал затхлый кумар ночлежки.
Продавленный зеленый диван у дальней стены покрывало синее ватное одеяло – кто-то там недавно рухнул и, быть может, буквально. В блюдце на кофейном столике – извержение окурков; рядом папиросные бумажки, пачка табака «Золотая Вирджиния», открытый пакет шоколадного печенья «Чипсы эгей!», помятый журнал «Интервью»[16] с какой-то истощенной старлеткой на обложке. Вчерашняя футболка «ВСЕ ПОЗАДИ» валялась на полу вместе с белой фуфайкой и еще какими-то шмотками. (Словно стараясь избежать этой свалки, за спинку второго шезлонга из последних сил цеплялась пара черных женских колготок.) Стену поцеловали девичьи губы в черной же губной помаде. Акустическая гитара притулилась в углу возле старого туристского рюкзака – поблекший красный нейлон покрыт каракулями.
Я подошел и прочел: «Если потерян, верните вместе с содержимым Хопперу К. Коулу, 57555, Южная Дакота, Миссия, Тодд-стрит, 90».
Хоппер Коул из Южной Дакоты. Далеко от дома забрался пацан.
Выше, рядом с лос-анджелесским телефоном некой Джейд и от руки нарисованным глазом Гора, было написано: «Но ливень вот-вот, и с ним боль придет, и мне от них не спастись. Я порой устаю, но знаю, что мне остается одно. Идти дальше».
Поклонник «Лед Зеппелин», значит.[17]
Хоппер вернулся из спальни с коричневым конвертом. Опасливо протянул его мне.
Адресовано ХОППЕРУ КОУЛУ, ЛАДЛОУ-СТРИТ, 165, 3Б – нацарапано сплошь заглавными, черным маркером. Проштемпелевали и отправили из Нью-Йорка, штат Нью-Йорк, 10 октября текущего года. В этот день гардеробщица «Времен года» последней видела Александру Кордову. В обратном адресе имя не значится – только «МОТТ-СТРИТ, 9», адрес пакгауза, где нашли тело.
Я удивленно посмотрел на Хоппера, но тот ничего не сказал, лишь пристально разглядывал меня, словно это проверка и я должен ее пройти.
Я вытащил то, что лежало в конверте. Плюшевая обезьяна, старая, свалявшийся бурый мех, из глаз повылезали нитки, лишь половина красного фетрового рта, шея обмякшая, – наверное, некое дитя ее душило. Обезьяна вся была в засохшей красной грязи.
– Это что? – спросил я.
– Раньше не видел? – спросил он.
– Нет. Это чье?
– Без понятия. – Он отошел, отбросил синее одеяло и сел на диван.
– А кто прислал?
– Она.
– Александра.
Он кивнул, подался вперед, сцапал упаковку папиросных бумажек, вытащил одну.
– Зачем? – спросил я.
– Пошутила неудачно.
– То есть вы все-таки дружили.
– Да не то чтобы, – сказал он, потянулся через стол и нашарил «Мальборо» в кармане серого пальто. – Не дружили. Скорее были знакомы. И даже это перебор.
