Она резко повернулась, реагируя на шорох за спиной, сбрасывая только что надетый рюкзак и выдергивая пистолет…
Леший, сидя на корточках, с любопытством смотрел на эту суету. Это был другой леший, живой. Когда и откуда он появился, Настя даже представить не могла.
– Стоять! – сказала она, когда наконец разобралась с рюкзаком и пистолетом. – То есть сидеть!
– А я тебе не собака, – буркнул леший, но тем не менее сел на землю возле трупа и поправил защитного цвета кепку на своей голове. – Собаке своей так будешь указывать…
– Ты тут один?
– Где это тут?
– В лесу! – Голос дрожал, выдавая растерянность и страх, хотя пистолет-то был в руке не у лешего, а у Насти; однако оказалось, что оружие вовсе не избавляет от растерянности и страха.
– В лесу… – протянул леший. Он вообще говорил медленно, никуда не торопясь и как будто совсем не обращая внимания на пистолет в Настиной руке. – В лесу нас много. Скоро они подойдут, брательники мои. Познакомишься.
– У меня есть пистолет, – сказала Настя, стараясь подпустить в голос угрожающих ноток.
– Вот и молодца, – отозвался леший. – Еще б ты без стрелялки в наши края сунулась. И управляться с ним умеешь, да? Вон Антохе как засадила…
– Антохе? – она непроизвольно посмотрела на мертвеца. – Его звали…
– Антоха. Брательник мой.
– Правда? Я не знала…
– А если б знала, то чего? Дала б себе башку открутить? Нет уж, тут кто смел, тот и съел.
Настя не стала уточнять про «съел» – то ли это оборот речи, то ли местный обычай. Ее больше волновала другая фраза – насчет брательников, которые скоро подойдут.
– Значит, так, – сказала она, – сиди тут и не двигайся. А я пойду.
– Как скажешь, тетка, – ответил леший, спокойно глядя в пистолет и жуя травинку. – Только ты зря очкуешь…
– Чего я зря делаю?
– Боишься ты зря. Ты же Антохе дыру в башке сделала, обычай уважила?
– Ну.
– Он ведь первый стал руки распускать, так?
– Ну не я же.
– Тогда не суетись, тетка. Посиди, передохни. На поминках еще погуляешь…
Настя вспомнила, что именно, судя по рассказам Покровского, происходит на поминках у лесных жителей, и решила, что задерживаться не стоит.
– Мне некогда, – решительно сказала она. – Нужно идти. По делам.
– Пффф, – сказал леший. – По делам. Знаешь, тетка, будешь всю жизнь бегать по делам – никогда тела не нагуляешь. Так и останешься шкеляброй.
Настя застыла с открытым ртом. Так ее еще никогда в жизни не оскорбляли.
– Я не шкелябра.
Леший пожал плечами.
– И я не тетка.
– Именно что тетка. Городская, – сказал леший, вложив в эти слова смесь презрения и сочувствия, как к неизлечимо больному существу. – Только городские тетки вот так бегают сломя голову, вместо того чтоб дома сидеть, дитями заниматься, мужика обхаживать… Да у тебя и мужика-то, наверное, нету.
– Есть, – сказала Настя сквозь зубы, продолжая держать пистолет двумя руками и испытывая сильное искушение стрельнуть поверх головы этого наглеца, но постепенно склоняясь к другой идее. Еще более сумасшедшей.
– Я тут как раз по этому делу, – сказала она. – За мужиком пришла.
Леший почесался.
– У нас тут не базар, мужиками не торгуем. Базар и прочее непотребство – в городе.
– Мой мужик… – ее губы и язык не сразу осилили эту непривычную словесную конструкцию, – …он у Горгон.
– Ха! – вырвалось у лешего, и непонятно было, то ли это он так рассмеялся, то ли кашлянул, то ли выругался. То ли все сразу.
– Знаешь, где у вас тут Горгоны?
– Знаю…
– Проводишь меня туда?
– Ха… – Это было произнесено с задумчивостью. Одновременно леший яростно чесал коленку. – Проводить-то можно…
Настя ждала, что леший попросит о какой-то услуге взамен, и она не ошиблась.
– Ну, положим, я тебя провожу, – сказал деловито леший. – Положим, мужика своего у них заберешь и все такое… Только ты это… Баш на баш, услуга за услугу, идет?
– Смотря что за услуга, – поосторожничала Настя.
– Дело простое. И сдается мне, для тебя привычное…
Настя не сразу сообразила, какое же это дело, по мнению лешего, было ей привычным, но ей любезно пояснили:
– Короче, ты бы кокнула этих уродок, а?
– Кого?
– Горгон.
Настя молчала, и леший, наверное, решил, что она нуждается в каком-то объяснении; почесав в затылке, он выдал исчерпывающую причину, по которой сестрам Горгонам предлагалось завершить свое бренное существование:
