Виола протянула руки, чтобы безопасно добраться до шкафа, и… ударилась плечом о его грудь. Он тотчас подхватил ее, удержав от падения.
— Я не хочу… продолжать разговор.
Голос его был глухим и хриплым. Он был во власти противоречий.
— Но что вы хотите… — прошептала она, замерев в его объятиях.
— Все, что ты захочешь. Что ты скажешь.
— Золотых рыбок?
— Господи Иисусе! — он обхватил девушку еще сильнее и склонил голову к ее лицу. — Вот это. Я хочу этого.
Его губы коснулись женской щеки. Ее нежность накрыла его ласковой волной и отбросила прочь образ той, о ком он так долго и мучительно мечтал. Элина. Элина… Именно она сковывала его тело и душу. Но он справится со своей любовью…
Ее тело затрепетало, но она отстранила голову.
— Вы очень огорчились тем, как было принято колье?
Ему было наплевать на колье.
— Именно поэтому вы здесь? — ее голос был почти беззвучен. — Я предупреждала, чтобы вы не торопились с подарком. Я советовала вам… О, господи, мсье Бертье!
Он осторожно коснулся языком уголка ее губ… и почувствовал, как румянец заливает ее личико. Ее тепло обволакивало его, звало прижаться к ней еще крепче…
Мелкая дрожь пробежала по ее телу, и он понял, что виной этому вовсе не он, а холод. Она стояла рядом с ним полураздетая и босая… Он выпустил ее из объятий, быстрым движением разжег почти угасший огонь в камине и взглянул на нее.
Она казалась смущенной. Блеск ее рассыпавшихся волос, бархатистые черты лица — все его фантазии ожили.
Мрак больше не скрывал его. Он был похож на призрак ночи.
— Вам нельзя быть здесь, — произнесла она тихим ровным голосом. — Это очень глупо, мсье Бертье. Это недопустимо.
Он медленно подошел к ней. Она услышала его неровное дыхание…
— Позвольте мне лечь в вашу постель, — выдохнул он из себя.
— Это… невозможно… — произнесла она изумленно. В полном смятении она не знала, как понять его. — Вы очень утомлены… Вам следует вернуться к себе…
Он приподнял рукой ее подбородок.
— Я не устал.
— О… — она пыталась спрятать от него свой взгляд. — Вам, наверно, одиноко? Быть может, стоит попросить горничную… сделать для вас чай?
Одиноко. Боже. Такой горячий, напряженный и одинокий…
Он поцеловал ее шею. Хрупкость девушки была трогательной и беззащитной, словно у тонкого цветка. А скрытый жар ее тела был похож на пламя в камине…
— Не надо! — ее голос срывался, руки слегка дрожали. Она беспомощно отталкивала его. — Это непристойно…
Да. Это непристойно. И это безумие. Но он ее не отпустил. Обхватил за спину, прижимая к себе… Кружево сорочки коснулось его. Его руки погрузились в мягкий шелк ее волос. Волнение охватило его… Он так давно мечтал об этом. Наверно, с того мига, как только впервые увидел при дневном свете. В ателье, когда подал ей письмо от мужчины. Ему сразу стало ясно, что оно означает.
Он медленно и неотвратимо продвигался к постели. Она покорно следовала за ним, словно во сне, словно не осознавая, куда ее влечет его сила…
Возле кровати он замер, глубоко и неровно дыша. Затем склонился к ее ушку.
— Я не причиню тебе боль, — прошептал он.
— Конечно, нет, — ответила она.
Ее доверчивость поразила его. Она не должна доверять ему. Но он не остановился. Отбросил прочь все годы отказа от плотских утех.
Он опустился перед ней на колени и стал покрывать поцелуями ее тело. Замер, ощутив нежную маленькую грудь…
— Мсье Бертье… — ее слабый протест был едва слышен в ночном воздухе.
— Ты сказала, что хочешь этого…
Он мечтал об этом тысячу лет.
— Я думаю, это из-за того, что моя мать никогда не была замужем…
Ее рука осторожно коснулась его затылка, и она нежно провела ладонью по его волосам…
Он поймал ее вторую руку и ласково поцеловал маленькую ладошку. Она не отстранилась. Он больше не мог сдерживать себя. Он стиснул ее в объятиях, словно опасался, что она исчезнет из его рук. Ускользнет, словно маленькая золотая рыбка…
Ее рука покоилась на его шее. Он слышал ее дыхание. Сладость объятий радовала его, и он был готов глупо заплакать, как маленький мальчик… Он хотел признаться, что сходит с ума от ее тепла и нежности, от ее прекрасных волос и рук… Его пальцы ласкали ее изгибы под грудью, окружности бедер. Его охватил такой жар, что он боялся испугать ее.
