А Виоле неожиданно показалось, что он боится сейчас именно ее. Почему каждый раз, когда он встречает ее взгляд, на его лице читается сильное напряжение. Что это? Смущение? Наверно — да, ведь тема, которую он затронул, действительно необычна. Но… кажется, есть еще что-то — непонятное и неопределенное. Виола почти физически ощутила какую-то боль, затаившуюся в этом мужчине. Он напряжен, словно зверь, готовящийся к прыжку. Что с ним?.. Его волнение невольно передалось девушке, и она задрожала от какого-то томительного предчувствия. Установилась напряженная тишина, полная тайны и неясных догадок.
— Элина — богатая наследница, ее отец — знатный вельможа, князь, — произнес он слабым голосом. — А я…
Она набралась мужества и подняла на него глаза. Но стоило ей лишь взглянуть на него, как Бертье в тот же миг вновь отвернулся.
— Так что вы мне посоветуете? — спросил он.
— Относительно… мадемуазель Элины?
— Да, — уже сердито бросил он. — О чем еще я с вами разговариваю?
— Но я не знаю, мсье Бертье… — почти взмолилась девушка, совершенно запутавшись среди его слов и своих собственных ощущений.
— Полагаю, что я ошибся. Вы еще слишком мало ее знаете… А как бы вы сами хотели, чтобы за вами ухаживали, мадемуазель Виола?
Девушка почувствовала легкое головокружение. В растерянности она уставилась на орхидеи, не в силах справиться с волнением.
— Этого я тоже не знаю… — с трудом произнесла она, стараясь унять дрожь в голосе.
— Смешно… Хорошо, тогда я спрошу иначе. Как бы вы не хотели, чтобы за вами ухаживали?
Она обиженно замигала глазами. Перед ней всплыло лицо несчастного сержанта Жана…
— Я не хотела бы, чтобы спокойно смотрели на то, как меня унижают.
Девушка думала, что Бертье рассмеется или сочтет, что она — полная дура.
— Понимаю, — медленно сказал он. Опираясь на трость, Бертье встал и, слегка покачиваясь, подошел к стеклянной двери. — Я никогда не позволю ее обижать. Никогда. И я хочу, чтобы она это знала. Мне сказать ей об этом?
Виола в этот момент рассматривала его мощную спину и сильные плечи, обтянутые сюртуком. Неожиданно припомнилось его лицо в тот миг, когда она занималась его ногой — слегка искаженное болью и все равно прекрасное. Этот человек не сдастся ни при каких обстоятельствах. И он достоин любви прекраснейшей из девушек.
— Я уверена, что она уже знает об этом, — сказала Виола и подумала: «Как может Элина не замечать чувств этого человека?».
Чуть повернув голову, Бертье искоса взглянул на нее. Но теперь уже Виола не захотела встречаться с ним взглядом, и вместо этого она принялась пристально разглядывать красивую орхидею оранжевого цвета.
— Княжна с таким восторгом рассказывала вашу историю с медведем. Она гордится вами, — произнесла Виола бесстрастным тоном.
— Как вы полагаете… я должен рассказать о своих чувствах князю? — в его голосе не было уверенности, что эта мысль кажется ему верной.
— Мне кажется, что князь и княгиня должны сами уже обо всем догадаться. Если вы выросли в их доме, то они вас прекрасно знают и понимают.
— Вы полагаете, что они не станут возражать?
— Я надеюсь на это. Мне кажется, вы им очень дороги, — Виола судорожно облизнула пересохшие губы.
— Я надеюсь, что не ошибся в вас, мадемуазель Фламель, подарив вам возможность погубить меня, — с ясным намеком на обстоятельства их встречи в ее комнате заявил Бертье.
— Нет… — прошептала девушка. — Я никогда не… сделаю этого…
Господи, прости… но она не пойдет к князю Маре-Розару и не объявит ему, что человек, мечтающий жениться на его дочери, — вор.
Бертье смотрел на нее так долго и пристально, что Виола вновь начала дрожать, сама не понимая — почему. В душе вдруг поселилась странная радость. «Если он… — думала она. — Если только он…»
