На следующий день мы снялись с места и двинулись дальше.
Я снова видел мистера Легре в Дэнвилле и, две недели спустя, в Чикаго. Тем временем я старался избегать по возможности мистера Индразила и держал кошачьи клетки безупречно чистыми. За день до отхода в Сент-Луис я спросил Чипса Бейли и Салли О’Хара, рыжую эквилибристку, знают ли мистер Легре и мистер Индразил друг друга. Я был уверен, что да. Вряд ли мистер Легре следовал за цирком ради нашего баснословного лаймового мороженого.
Салли и Чипс переглянулись поверх своих кофейных чашек. – Никто не знает толком, что между ними произошло, – сказала она. – Но это продолжается очень долго, возможно, лет двадцать. С тех пор, как мистер Индразил перешел от Ринглинг Бразерс, а может, и до того.
Чипс кивнул. – Этот парень, Легре, присоединяется к цирку почти каждый год, когда мы проходим через Мидвест, и остается с нами, пока мы не поймаем поезд во Флориду в Литл-Роке. Старина Леопардовый Укротитель становится раздражительным, как какая-нибудь из его кошек.
– Он сказал мне, что он полицейский, – произнес я. – Как по-вашему, что он тут ищет? Может, мистер Индразил замешан в этом?
Чипс и Салли обменялись странными взглядами и одновременно вскочили. – Взгляну-ка, правильно ли там установлены груз с противовесом, – сказала Салли, и Чипс пробормотал что-то не слишком убедительное насчет проверки задней оси своего фургона.
Примерно так же прерывался любой разговор, касающийся мистера Индразила или мистера Легре – поспешно, с натянутыми отговорками.
Мы сказали «прощай» Иллинойсу, и покою вместе с ним. Пришла убийственная жара, казалось, в тот самый момент, как мы пересекли границу, и она оставалась с нами следующие полтора месяца, пока мы медленно двигались через Миссури и входили в Канзас. От жары страдали все, включая животных. И в том числе, конечно, кошки, подопечные мистера Индразила. Он безжалостно гонял рабочих, и меня в особенности. Я улыбался и старался вынести это, несмотря на свой собственный случай тропического лишая. Вы не станете спорить с сумасшедшим, а я пришел к выводу, что именно им мистер Индразил и являлся.
Никто не мог спать, а это проклятие для всех цирковых исполнителей. Недостаток сна замедляет рефлексы, а замедленные рефлексы создают опасность. В Индепенденсе Салли О’Хара упала с высоты семидесяти пяти футов на нейлоновую сетку и сломала плечо. Андреа Солиенни, наездница, упала с одной из своих лошадей во время репетиции и потеряла сознание, попав под удар летящего копыта. Чипс Бэйли молча страдал от лихорадки, которая всегда была при нем, лицо – восковая маска, с выступившим на висках холодным потом.
Во многих отношениях мистеру Индразилу было тяжелее всех. Кошки сделались нервными и вспыльчивыми, и каждый раз, когда он заходил в Дьявольскую Кошачью Клетку, как объявлялось в афишах, жизнь его висела на волоске. Он скармливал львам полные порции сырого мяса прямо перед выходом , что укротители делают редко, вопреки общественному мнению. Его лицо становилось все более натянутым и изможденным, и его глаза были дикими.
Мистер Легре почти всегда был здесь, у клетки Зеленого Ужаса, наблюдая за ним. И это, конечно, служило дополнительной нагрузкой для мистера Индразила. Цирк начал тревожно провожать взглядом его фигуру в шелковой рубашке, когда он проходил, и я знал, что все думают то же, что и я: скоро он взорвется, и когда это произойдет…
Когда это произошло, один Бог знал, чем все обернется.
Жара продолжалась, и каждый день температура забиралась как следует за девяносто. Казалось, боги дождя насмехаются над нами. Каждый город, который мы покидали, получал благословенный ливень. Каждый город, куда мы входили, был раскалившимся, пересохшим, обожженным.
И однажды ночью, по дороге из Канзас Сити в Грин Блафф, я увидел нечто такое, что совершенно вывело меня из равновесия.
Было жарко – отвратительно жарко. Было бесполезно даже пытаться уснуть. Я вертелся на койке, как человек в лихорадочном бреду, преследуя песочного человечка, но никогда не настигая его. В конце концов я встал, натянул штаны и вышел наружу.
