Я до сих пор ясно помню тот день в Стьюбенвилле. Было жарко, невыносимо жарко, и люди были одеты легко. Поэтому мистер Легре и мистер Индразил выделялись. Мистер Легре, безмолвно стоящий рядом с клеткой тигра, был полностью одет, в костюме и жилете, на его лице не было следов пота. А мистер Индразил, облаченный в одну из своих прекрасных шелковых рубашек и белые габардиновые бриджи, уставился на них обоих, лицо мертвенно-бледное, глаза вытаращены с безумной яростью, ненавистью и страхом. Он принес скребницу и щетку, и его руки дрожали, судорожно вцепившись в них.
Внезапно он увидел меня, и его ярость нашла выход.
– Ты! – закричал он. – Джонстон!
– Да, сэр? – В животе у меня похолодело. Я знал, что гнев мистера Индразила сейчас обрушится на меня, и эта мысль делала меня слабым от страха. Я считаю себя довольно храбрым, и, будь это кто-нибудь другой, думаю, я бы обязательно постоял за себя. Но это не был кто-нибудь другой. Это был мистер Индразил, и глаза его были безумны.
– Эти клетки, Джонстон. Предполагается, что они чистые? – Он указал пальцем, и мой взгляд последовал за ним. Я увидел четыре заблудившихся клочка соломы и инкриминируемую лужу воды в дальнем углу одной клетки.
– Д-да, сэр, – сказал я, и то, что я намеревался произнести твердо, превратилось в беспомощную браваду.
Молчание, как затишье перед бурей. Люди начали оглядываться, и я неясно осознавал, что мистер Легре рассматривает нас своими бездонными глазами.
– Да, сэр? – мистер Индразил загремел неожиданно. – Да, сэр? Да, сэр? Ты за дурака меня держишь, парень? Думаешь, я не вижу? Запах не чувствую? Ты использовал дезинфектор?
– Я использовал дезинфектор, да –
– Не смей мне возражать! – закричал он, затем его голос внезапно упал, и моя кожа покрылась мурашками. – Ты не смеешь возражать мне. – Теперь все смотрели на нас. Мне хотелось блевать, хотелось умереть. – Сейчас ты пойдешь в этот чертов сарай, возьмешь дезинфектор и вычистишь клетки, – прошептал он, отмеряя каждое слово. Его рука вдруг вырвалась вперед и схватила мое плечо. – И никогда, никогда не смей спорить со мной снова.
Не знаю, откуда взялись слова, но неожиданно они сорвались с моих губ.
– Я не спорил с вами, мистер Индразил, и мне не нравится, что вы так говорите. Мне это обидно. Теперь отпустите меня.
Его лицо внезапно стало красным, затем белым, затем почти шафрановым от ярости. Глаза превратились в горящие ворота ада.
Я подумал, что мне конец.
Он издал нечленораздельный, сдавленный звук, и хватка на моем плече стала мучительной. Его правая рука двинулась вверх… вверх… вверх, затем обрушилась вниз с невероятной скоростью.
Если бы эта рука соединилась с моим лицом, она оглушила бы меня, в лучшем случае. В худшем, она сломала бы мне шею.
Этого не произошло.
Другая рука материализовалась магически из пространства, прямо передо мной. Две напряженные конечности сошлись вместе с плоским хлопающим звуком. Это был мистер Легре.
– Оставь парня в покое, – сказал он бесстрастно.
Мистер Индразил разглядывал его долгое мгновение, и, я думаю, кошмарнее всего было видеть страх перед мистером Легре и сумасшедшую жажду причинить боль (или убить!) в этих ужасных глазах.
Затем он повернулся и зашагал прочь.
Я повернулся к мистеру Легре. – Спасибо, – сказал я.
– Не благодари меня. – Не «не стоит благодарности», но «не благодари меня». Не жест скромности, а сухой приказ. Во внезапном проблеске интуиции – сопереживания, если хотите – я понял, что он имел в виду. Я был пешкой в затянувшейся битве между ними двумя. Взят в плен мистером Легре, а не мистером Индразилом. Он остановил укротителя львов не из сочувствия ко мне, а потому что это давало ему преимущество, хотя и слабое, в их частной войне.
– Как вас зовут? – спросил я, нисколько не задетый своим открытием. Он, в конце концов, был честен со мной.
– Легре, – ответил он кратко, и пошел прочь.
– Вы из цирка? – спросил я, не желая отпускать его так легко. – Вы, похоже, знаете его.
Слабая улыбка коснулась его тонких губ, и глаза вспыхнули на мгновение. – Нет. Можешь считать меня полицейским. – И прежде, чем я успел ответить, он исчез в хлынувшей мимо толпе.
