— Экспро…чего? — не понял Санька.
— Экспроприировать! То есть отобрать, товарищ, и поделить!
— Верблюд же один, — удивился мальчишка. — Как же его можно на всех поделить?
— Очень просто! — уверил его гражданин. — Народ, товарищ, выберет через Советы рабоче-крестьянских депутатов своего представителя, и тот будет пользоваться верблюдом в общественных целях! Кстати, позвольте представиться, Владимир Ильич Ульянов — тире — Ленин. А вас как зовут, юноша?
Головы между тем продолжали свой неспешный разговор на немецком. До Саньки долетали слова Bier mit Wurstchen. Казалось, ни Марксу, ни Энгельсу нет никакого дела до того, что происходит вокруг.
— Меня — Санька, — ответил мальчишка. — А о чем это они разговаривают?
— О будущей мировой революции, товарищ! — заверил его Ульянов-тире-Ленин. — Но где же господин Пржевальский? Мне говорили, что он остепенился и больше не путешествует, а вот, нате вам — нет его на месте! Стоим тут на Марсовом поле с вами, а он, поди, уже на другом краю города.
И странный гражданин с двумя головами в руках торопливо засеменил дальше, даже не попрощавшись. Санька и спросить не успел о том, как же все-таки ему попасть обратно домой. Только и понял из разговора, что находится на Марсовом поле. А, значит, тут где-то рядом знаменитый Летний сад и речка Фонтанка. В памяти вдруг всплыла старая песенка, которую иногда напевала мама:
Чижик-Пыжик, где ты был?
На Фонтанке водку пил…
На Фонтанке… И Санька вдруг явственно ощутил, что если, кто ему и может помочь — так это Чижик-Пыжик. Странное ощущение. Ни на чем не основанное. Как говорил в таких случаях дядя Леша, интуиция. Санька огляделся по сторонам, заметил парк неподалеку от Марсового поля и направился туда. Но не успел сделать и десятка шагов, как вернулись сфинксы. Они пронеслись двумя огромными тенями мимо и устремились вдогонку Ульянову-тире-Ленину. Тот припустил еще быстрее, но куда ему было тягаться со стремительными тварями! Поняв это, Владимир Ильич резко затормозил, обернулся и, раскрутив каменную голову Энгельса, швырнул ее в пасть одному из чудищ. Вслед за ней последовала и голова Маркса. И пока сфинксы недоуменно ломали зубы о каменные головы классиков марксизма, Владимир Ильич скрылся в глубине питерских домов.
В Летнем саду было многолюдно. Вернее, многопамятно… нет, не так… многопамятниково! По аллеям гуляли дамы с кавалерами, бродили львы, какой-то гражданин в фуражке и с шарфом на шее предлагал купить у него стул, а у самой решетки пристроился царь Петр I, мастеря каменным топором каменную лодку. Санька даже растерялся в такой большой толпе, но тут же увидел свою недавнюю знакомую Волгу. Она приветливо улыбнулась и поманила его рукой.
— Сейчас Крылов выступать будет, — сообщила Волга. — Новые басни читать.
С кресла на большом постаменте, украшенном фигурами героев басен, встал тучный мужчина, строго посмотрел на притихших зрителей и объявил:
— Басня. Пока без названия.
Откашлялся и стал читать тихим голосом, глядя куда-то поверх голов.
Однажды архитектор был не в духе,
а тут заказ на памятник царю
и платят хорошо.
— Благодарю! —
сказал он, почесав зубилом в ухе.
Читал Крылов долго и с чувством, а едва закончил, как Летний сад утонул в шумных аплодисментах. Хлопали все. Даже львы неуклюже пытались бить лапой об лапу, а Петр I, оторвавшись от сооружения лодки, громко выкрикнул:
— Браво!
И только гражданин в фуражке и шарфе склонился к уху Саньки и негромко спросил:
— Мальчик, тебе не нужен стул из квартиры, где деньги лежат?
Санька с удивлением посмотрел на странного гражданина и отрицательно покачал головой. Тот со вздохом уселся на стул и посмотрел на восторженную толпу, продолжающую отбивать себе каменные ладони.
— Нет, это не Рио-де-Жанейро, — констатировал гражданин. — И даже не город Черноморск. Никто не хочет покупать стулья! Пойти, что ли, с горя напиться вместе с Чижиком-Пыжиком?
— А вы знаете, где он? — боясь спугнуть удачу, спросил Санька.
— Твоя правда, мальчик, — развел руками гражданин, — не знаю…
И, подхватив свой стул, грустно зашагал к выходу из Летнего сада.
