Показываются два официанта. Один несет серебряный поднос с бокалами для коктейлей. Другой — поднос с закусками. Пока гости заняты фуршетом, ПОЭТ, совершенно равнодушный к происходящему, не сводит глаз со СТАРУХИ. Три дамы с бокалами в руках пристраиваются напротив той самой скамейки, где уже расположились кавалеры.
СТАРУХА (совсем юным голосом). Похоже, где–то плещется фонтан, хотя ничего такого и близко не видно. А прислушаешься, так кажется, словно далеко–далеко накрапывает дождь.
МУЖЧИНА А. Какой красивый голосок, девственный и звонкий, как весенний ручеек.
ЖЕНЩИНА А. Слушаешь и… будто познаешь азы красноречия.
СТАРУХА (озираясь на задник сцены)… Все еще танцуют. А как при этом в окнах мечутся тени. И окна — вы только взгляните! — то внезапно зажгутся радугой, то вдруг исчезнут во тьме. И тут же на них замерцают пляшущие человечки, точно воссиял отблеск небесного огня. До чего удивительное зрелище!
МУЖЧИНА Б. Чувственный голосок, признайтесь, он пронзает в самое сердце.
ЖЕНЩИНА Б. Даже мне, женщине, стоит заслышать его, как сразу душа наполняется нежностью.
СТАРУХА. Вон и колокольчик звенит. Слышно гул экипажа и цоканье копыт…Чья эта карета? Что–то пока никого из наших высочеств–принцев я не заметила. Но ведь точно такой колокольчик принадлежит японскому императорскому дому… Ах, как в парке пахнут цветы. До чего же терпкий и сладкий аромат…
МУЖЧИНА В. Госпожа Комати не чета другим женщинам.
ЖЕНЩИНА В. Какой кошмар! Она же украла фасон моей театральной сумочки.
Тихо наигрывает вальс. Все принимаются танцевать, составив бокалы на подносы официантам. СТАРУХА и ПОЭТ — в прежних позах.
ПОЭТ (мечтательно). Очень странно…
СТАРУХА. Что странно?
ПОЭТ. Да как–то…
СТАРУХА. А ты, любезный, продолжай, продолжай. Догадываюсь, о чем ты хочешь сказать, пусть даже не успел произнести ни слова.
ПОЭТ (с воодушевлением). Вы такая…
СТАРУХА. Красивая — вот что ты жаждешь выдохнуть. Нет, правда? Ну так ни за что не говори! А проронишь — жизнь потеряешь. Абсолютно честно предупреждаю тебя.
ПОЭТ. Но…
СТАРУХА. Остановись, если жизнь тебе еще дорога.
ПОЭТ. В самом деле я потрясен. Разве это не наваждение?
СТАРУХА (посмеиваясь). Любопытно, а где ты видел на этом свете наваждение? В наши–то дни! Уж какое там наваждение! И потом, наваждение — это вообще–то слишком избито!
ПОЭТ. Но такие морщины…
СТАРУХА. Послушай, какие морщины?
ПОЭТ. Да нет, я хотел сказать, что как раз ни одной, ну совершенно не видно!
СТАРУХА. Вот именно! Разве будет ходить кавалер сто ночей подряд к даме, дожившей до глубоких морщин?.. Не выдумывай. Давай–ка станцуем. Ну, так идем.
Как только они начинают танцевать, официанты тут же уходят. И к трем танцующим парам МУЖЧИН с ЖЕНЩИНАМИ А, Б, В подключается еще одна чета, кружащая в вальсе. Чуть позже, рассевшись по отдельным скамейкам, парочки принимаются шептать о любви.
СТАРУХА (продолжая танец). Устал?
ПОЭТ (танцуя). Нет.
СТАРУХА. Ты что–то неважно выглядишь.
ПОЭТ. А я от природы такой.
СТАРУХА. Ответ вам засчитан.
ПОЭТ. Вот и сотая ночь на исходе.
СТАРУХА. Ну так что же…
ПОЭТ. Как что?
СТАРУХА. Отчего ты такой хмурый?
ПОЭТ внезапно обрывает танец.
СТАРУХА. Что случилось?
ПОЭТ. Ничего, голова что–то кругом идет.
СТАРУХА. Давай вернемся в салон?
ПОЭТ. Нет, лучше здесь. Там слишком шумно.
Они стоят, взявшись за руки, и озираются по сторонам.
СТАРУХА. Ну вот, прекратили играть. Перерыв… До чего же тихо.
ПОЭТ. Теперь в самом деле тихо.
СТАРУХА. Так о чем ты призадумался?
ПОЭТ. Да так. Вот подумал сейчас, а что, если нам сегодня суждено разлучиться, то… Тогда лет через сто… или все же, может, чуть–чуть пораньше нам снова предначертано где–нибудь встретиться?
СТАРУХА. Где же? Случаем не в могильном ли склепе? В аду или в раю? Да это же самые подходящие места для свиданий.
ПОЭТ. Нет, дайте подумать! Минутку. (Он закрывает и снова открывает глаза.) Да вот хотя бы здесь. Похоже, я опять наведаюсь сюда и непременно увижусь с вами на этом самом месте.
СТАРУХА. Да–да, в большущем парке, при свете газовых фонарей, на той самой скамейке, где лапаются эти щенки…
ПОЭТ. И все здесь останется прежним. Вот только, наверное, мы сами изменимся?
