Ночь последнего обета - страница 4
СТАРУХА (притопнув ногой). Что значит когда–то была? Да я и сейчас красива!
ПОЭТ. Да–да, понимаю: вы были красивой. А отчего бы вам не поведать о том, что творилось тогда — лет там восемьдесят, а то и все девяносто назад? (Он загибает пальцы, словно что–то пересчитывая.) Расскажите, каково там жилось?
СТАРУХА. Хм, восемьдесят лет назад… Тогда мне было только двадцать, и в ту пору за мной ухаживал генерал Фукакуса из главного военного ведомства [5].
ПОЭТ. Хорошо, так сейчас получается, я и есть тот самый ваш генерал…. Как его там звали, говорите?
СТАРУХА. Полегче–ка на поворотах. Уж он–то явно тебе не чета… Так вот однажды я поклялась: если он будет навещать меня сто ночей подряд, тогда наконец я исполню самое заветное его желание. Ну и вот настал исход сотой ночи. Представь себе бал в салоне Року–мэйкан и меня, разгоряченную всеобщим весельем. Помню, я еще присела отдышаться на той скамейке, да, как раз здесь, в нашем парке.
Едва слышны звуки вальса. Они раздаются все громче и громче. Из–за распахнутого черного занавеса на заднике сцены смутно виднеются очертания танцзала в салоне Рокумэйкан, отделанного в викторианском стиле. Парк остается на авансцене. И все декорации скорее напоминают старое размытое фото той эпохи.
СТАРУХА (заглядывая за кулисы). Ты только посмотри на эти кислые мины. Кого здесь только нет сегодня!
ПОЭТ (с любопытством озирая публику). У кого тут кислые мины? Вот у этих шикарных дам с кавалерами?
СТАРУХА. Ну конечно. Давай лучше станцуем вальс. Нет, правда, зачем отставать от них.
ПОЭТ. Что, вальс? С вами?
СТАРУХА. Не забывай: ты у нас — генерал Фукакуса!
Они танцуют вальс. Тут же появляются молодые МУЖЧИНЫ и ЖЕНЩИНЫ А, Б и В, одетые по моде конца XIX века. Они тоже кружат в вальсе, двигаясь в сторону ПОЭТА и СТАРУХИ. Когда вальс умолкает, все сразу обступают СТАРУХУ.
ЖЕНЩИНА А. До чего сегодня красива госпожа Комати.
ЖЕНЩИНА Б. Просто глазам больно смотреть — так завидно! А где, интересно, госпожа изволила заказать себе это платье? (Она тычет пальцем в грязные лохмотья старухи.)
СТАРУХА. Я отослала заказ прямо в Париж, там и сшили все точно по размеру!
ЖЕНЩИНЫ А и Б. Неужели?
ЖЕНЩИНА В. Да уж, с японскими портными не сравнишь.
МУЖЧИНА А. Так в чем вопрос! И вы носите заграничные тряпки.
МУЖЧИНА Б. Между прочим, у нас и кавалеры ни в чем не отстают от дам. Вы видели? Даже наш премьер–министр пожаловал на вечер в английском фраке. Вообще–то, истинные джентльмены шьют себе туалеты исключительно в Лондоне.
ЖЕНЩИНЫ продолжают щебетать, окружив СТАРУХУ и ПОЭТА. МУЖЧИНЫ тем временем ведут беседу, уединившись на скамейке.
МУЖЧИНА В. До чего очаровательна эта госпожа Комати!
МУЖЧИНА А. Любая дурнушка при свете луны сойдет за красавицу.
МУЖЧИНА Б. О нашей Комати этого не скажешь. Она не менее обворожительна даже при ярком солнце, а уж при свете луны просто нет слов.
МУЖЧИНА А. Между прочим, говорят, ее весьма и весьма непросто обольстить. Надо полагать, потому и гуляет про нее столько сплетен.
МУЖЧИНА Б (беседуя на английском, тут же сам себя и переводит). Virgin is something like scandal, то есть девственница — это что–то вроде дурной репутации.
МУЖЧИНА В. К ней воспылал страстью генерал Фукакуса. Вы только взгляните на его несчастную физиономию. Похоже, он объявил трехдневную голодовку.
МУЖЧИНА А. И забросил военную службу. Сочиняет стихи в честь этой самой Комати. Неудивительно, что от него отвернулись коллеги по военному ведомству.
МУЖЧИНА В. Ну, а кто из нас может поручиться, что добьется благосклонности госпожи Комати?
МУЖЧИНА Б. Если только уповать на провидение.
МУЖЧИНА А. Ну да, на провидение тухлой рыбешки. Ах, бедная рыбешечка, как нежно я тебе сочувствую.
МУЖЧИНА В. И я, ха–ха–ха. (Громко рассмеявшись.) Да я смотрю, за обедом приходится все время расстегивать ремень. Признаться, довольно неудобная штука. (Поправляет ремень на брюках. Подражая ему, МУЖЧИНЫ А и Б, проделывают то же самое.)
