– Так почему же все-таки связь Пухова с Корякиным не порвалась?
– Ждали все того, ждали – порвется и кровь прольется. Илья ждал, уговаривал меня – уедем. Но ведь ошалевший за нами бы бросился!.. Вот и решилась я… Никому не сказалась, одна пошла к Рафочке. А у того рожа черная со вчерашнего перепоя, глаза волчьи прячет. «Просить пришла?» – спрашивает. «А что, – говорю, – ты дать можешь, что у тебя есть?» – «Иль показать?» – «Покажи, – отвечаю, – если думаешь, что за это полюблю». Знала, знала, что сломается, скулить начнет. Так оно и вышло: «Помани – иным обернусь, пить брошу!..» – «Так уж сразу и обернешься? Терпеть долго придется, а похожа я на терпеливую?» Вот тогда-то я и назвала ему: «Есть терпеливая, как раз такая, что тебе нужно, не пропусти, иначе под забором сдохнешь!»
– Анну?
Пухова низко наклонила голову:
– Да.
Оба помолчали.
– Вы и в самом деле специально это… чтоб от купиться? – осторожно спросил Сулимов.
И она вскинула на него распахнутые, провальные глаза:
– Верила! Верила! Хорошо получится! Я к Анне всегда как к сестре младшей… Ее спросите – под моим крылышком жила. Думалось: одна-то пропадет, а тут парень бедовый, золотые руки имеет. Ну а то, что с норовом, – Анна перетерпит, дров в огонь не подкинет. С кем Рафашке дикому еще и сжиться, как не с такой тихой. И виделось, виделось – я с Ильей, она с Рафашкой поплывем на разных лодках, но в одну сторону. У меня родни нет, у Анны тоже. В мыслях не мелькало тогда – откуплюсь! Повернулось так. Да! Но поняла, раньше всех поняла – неладное получилось. Даже Анна еще на что-то надеялась, а я уже знала – ох злая ошибка случилась. И жгло, жгло меня! Всю жизнь грех свой замаливала. Илье, думаете, хотелось вожжаться с Корякиным? Как же! Еще до знакомства со мной он уже подумывал, как бы Рафочку дорогого от себя оторвать. Глупости говорят, что на Рафке ехал. Рано ли, поздно – с таким конем умаешься. А в последнее время и совсем сбесился, норовил без пути, без дороги…
– И все-таки мне непонятно, почему не расстался, почему терпел ваш муж?
– Да ужель теперь-то не ясно почему? Я не давала! Оттолкни Илья от себя Рафаила, как бы тот под откос покатился, совсем бы тогда спился, семью в нищету загнал – Анне вешайся! Так и настроила я Илью: случится это – брошу! Он и сам понимал. Держал возле себя Рафаила. Да! Совсем выправить его никому не по силам, но какой-никакой догляд за ним был – пить в рабочее время не смел, от совсем уж дурной компании оттирали. А я сама следила, чтоб деньги в семью шли, – сыты, обуты, ничуть не хуже других…
Вот оно – сезам, откройся! Не этот ли секрет умолчал тогда Пухов? Не хотел вмешивать жену. А может, не надеялся, что поверят, – секрет тесной, почти тридцатилетней связи столь несхожих людей так прост и сентиментален. Сулимов не мог поверить в него сейчас, выискивал в порозовевшем от волнения лице Людмилы Пуховой неискренний наигрыш, хотя бы намек на него, глухой, сомнительный оттеночек. Та сидела перед ним подавленная и… непроницаемая.
– Значит, причина связи Пухова – Корякина в том лишь, что вы себя считали в долгу перед Анной?
– В долгу?! – возмутилась Пухова. – Слово-то какое… купеческое. О долгах ли я думала – жить не могла!
– Уж так-таки жить не могли. Не преувеличивайте.
– А вы поставьте себя на мое место. Живу, как и хотела, тихо. Так тихо, что глохнешь. Все наперед знаешь, что завтра у тебя будет, что через неделю, через месяц… Ни о чем думать не надо и не о чем тебе заботиться – все есть: квартира, тряпки, машина… Вот только детей нету, обижены. Да ведь живая же я, не мертвая, ни о чем не думать не могу, и без забот пусто. Так пусто, что терпенья нет, хочешь не хочешь, а любой на моем месте заоглядывался бы по сторонам, искать стал – о ком бы позаботиться? Ну а мне особо оглядываться и выискивать не надо – рядом у старых знакомых ад кромешный. Расписывать мне их жизнь или сами знаете?.. А коль знаете, так и спросите себя – могла я забыть, что по моему наущению такая дикая жизнь тянется? И как мне не страдать, совестью не мучиться? Да и о ком мне еще страдать? А потом, если вдуматься, спасибо Анне… Дикому Рафе тоже. Не они бы, я, поди, и живой-то себя не чувствовала, давно бы каменной бабой стала… Долг?.. Какое там. Тут себя бы спасти. И вовсе не от доброты сердечной заставляла мужа держать возле себя дорогого Рафочку. Перед собой не притворялась доброй и перед вами не хочу!
