– Что не поймешь, княгиня-матушка? – Святомер повернулся к Чернаве. Только что удалой и бодрый, он разом как-то присмирел.
– Не пойму – разве эти две девицы хотели стать женами твоих сыновей?
– Хотели? – Князь Святко выглядел озадаченным.
Да кто их, дескать, спрашивать будет, при чем тут их желания? Это было ясно написано на его лице, но вслух он своего недоумения почему-то не выражал. И народ помалкивал, не спеша объяснить своей недогадливой княгине, почему желания пленниц никто не спрашивает.
– Много ты на себя берешь, княже! – продолжала княгиня Чернава. – Эти девы – дочери князя, а матери их – великих богинь мудрые служительницы. Или тебе милость Макоши не нужна? Или ты гнева Марены, Матушки Кощной, не боишься?
Она произнесла эти слова негромко, чуть-чуть даже вкрадчиво, но у всех присутствующих потек мороз по коже и волосы шевельнулись от глубинного ужаса, словно звездные очи Кощной Матери глянули каждому из смертных прямо в глаза. А Лютава выпрямилась, кроме естественного ужаса ощущая во всем теле, в каждой жилке трепетный восторг от близости своей повелительницы. Она действительно в этот миг была здесь – Марена, с белым ликом, сияющим, как луна в полнолунье, с черными, как ночь, волосами, похожими на струи темных подземных рек, высокая, совместившая в себе черноту тьмы и белизну снегов, хладная, величавая и лукавая, гневная и милосердная, пугающая и притом необходимая мирозданию так же, как и Великая Мать Макошь – ибо где Макошь поселит новорожденных детей, если Марена не освободит место на земле от тех, чей срок миновал?
– Всякий князь так же смертен, как и последний раб, – говорила княгиня Чернава. – Не гневи богиню, нанося обиды ее служительнице. Ведь старшая дочь князь Вершины – дева Марены?
Она впервые посмотрела прямо на Лютаву, и угрянка невольно шагнула вперед. Кому она посвящена, княгиня могла прочитать одним взглядом по узорам ее одежды и подвескам ожерелья, если бы не знала этого раньше.
– Я беру вас под кров богини, – сказала княгиня. – Ты имеешь право найти для тебя и твоей сестры приют, защиту и почет везде, где чтут Кощную Мать, и здесь вам не угрожает ни обида, ни бесчестье!
Она сказала это не столько для Лютавы, сколько для князя Святко и прочих мужчин. Княгиня даже не взглянула на них, но все поняли, кому предназначена эта речь. И никто не посмел ей возразить, хотя Доброслав стиснул челюсти, а в глазах Святко мелькнули сердитые огоньки.
– Спасибо, матушка! – Лютава низко поклонилась.
На душе у нее полегчало. Княгиня Чернава едва ли станет принуждать их к замужеству, а князь Святко не имеет ни малейшего права распоряжаться теми, кто находится под покровительством богини. Сейчас, в ожидании больших кровопролитных битв, ему особенно нужна милость Матери Мертвых! Ведь как знать – не доведется ли ему самому встретиться с ней уже завтра?
Лютомер с бойниками и Хвалислав с собранной дружиной тронулись в путь уже на пятый день после веча. Вниз по Угре они плыли, ради быстроты не делая привала даже ночью – течение позволяло людям спать прямо в ладьях, а свою родную реку угряне знали так хорошо, что даже при луне не боялись ни коряг, ни мелей. Берегиня Угрянка оберегала людей своего родного племени, спешивших на помощь к ее лучшей земной подруге.
Проведя день и ночь в дороге, на рассвете угрянская дружина вышла к Оке. Здесь устроили привал, а потом тронулись дальше уже по берегу: на реке их слишком легко было обнаружить, а угряне намеревались продвигаться тайно. В скорости они почти не теряли: плыть на ладьях против течения получилось бы не намного быстрее и легче, чем идти по берегу.
Не теряя из виду реку, они пользовались дорожками и тропинками, которые проложили местные жители. Ока ниже устья Угры была издавна заселена – через эти две реки еще многие столетия назад пролегал старинный Янтарный путь, шедший с берегов Варяжского моря далеко на восток. На ночлег бойники и Ратиславичи устраивались по отдельности – обычные люди слегка опасались бойников, несмотря на то что среди последних имелись их кровные родичи. Ходили упорные слухи, что бойники по ночам превращаются в волков и рыщут по лесу в поисках добычи – уж Лютомер-то точно! Никому не хотелось этой добычей стать, поэтому ратиславльская дружина устраивалась на ночлег отдельно, разводя свои костры и выставляя на ночь своих дозорных. Бойники, понятно, не возражали: им было проще среди своих, где все обязанности давно распределены и никаких споров о том, кто собирает дрова, а кто моет котлы, не возникало.
