– Это все он, злодей наш! – говорила бабка Темяна. – Змей к нам летает, пламя небесное носит, жаром палит. Будет летать – сгорим все. Надо гнать его да дождя у богов просить.
В святилище что ни день являлись старейшины окрестных родов все с тем же вопросом: когда будет дождь, а если не будет, то не пора ли о нем попросить? По всей волости люди толковали, что-де боги огневались на Лютомера, который нарушил слово и обманул вятичей, принимавших его в гостях; болтали, что Лада гневается за то, что Молинку силой и обманом разлучили с женихом, которого ей назначили богини. И раз уж Змей Летучий повадился к девушке, а из-за этого засуха грозит полям, то самое лучшее – это отослать девушку прочь из Ратиславля, подальше, чтобы гнев небес ушел вместе с ней. Любовидовна возмущалась и однажды даже чуть не побила коромыслом бабу Себожиху из Коростеличей, которая у реки, куда все ходили по воду, разводила такие речи. Молинка плакала от отчаяния – мало того, что ее разлучили с женихом, так ее теперь еще хотят изгнать из рода, будто она в чем-то виновата!
Лютава не сомневалась, что эти слухи распускают их враги – то ли Вышень с родичами, то ли Галица. На них с Лютомером, стоило им показаться в Ратиславле, сродники посматривали косо или укоряли вслух – уже не помня, что сами всего-то дней десять назад хвалили за ловкость, с которой их избавили от необходимости идти воевать хазар.
– Это все Галица, змеища! – возмущалась Лютава. – Потому ее Замила и работой не загружает, чтоб ходила по весям, языком трепала! Поймаю за этим делом – задушу!
Больше так продолжаться не могло. Однажды под вечер Лютомер явился в Ратиславль. Поговорив с отцом и мужчинами о том о сем, он дождался ночи и, когда все князевы домочадцы улеглись спать, уселся на прямо на полу напротив лежанки, где спали Любовидовна, ее старшая дочь и Лютава.
Стояла тишина, было душно, и даже в отверстие окошка с отодвинутой заслонкой не проникало ни единого дуновения свежего воздуха. Во всех жилищах Ратиславля люди ворочались, не в силах заснуть, пили воду, утирали пот.
Наступало самое глухое время – то самое, когда являлся Змей Летучий. Лютава изо всех сил боролась с дремотой, сжимая свою сулицу.
Лютомер молча сидел в углу. Иногда он помахивал рукой возле себя, будто отгоняя мошек, – стряхивал петли наведенной дремы. Этим чарам не хватало мощи, чтобы подчинить сына Велеса, как подчиняли они женщин.
И вот под кровлей мелькнули первые огненные искры. Вот они собрались в облако, из уплотнившегося облака соткалась человеческая фигура… Верхней половиной тела – человек с лицом княжича Ярко, а нижней – пестрый уж с золотистой чешуей, Змей Летучий завис под кровлей, не торопясь спускаться. Он не мог не заметить Лютомера, как нельзя зрячему не заметить огонь в темном доме.
– Здравствуй, младший брат! – спокойно приветствовал Змея Лютомер и приглашающе махнул рукой. – Не виси там, как дым печной, садись. Побеседуем.
– Вот где повидаться привелось! – Змей Летучий усмехнулся, и от зубов его посыпались искры. – Ну, коли старший брат приглашает, как же не присесть?
Он неслышно снизился и устроился на полу, свернув кольцом свой змеиный хвост.
– Зачем поджидаешь? Или соскучился?
– Затем, братец любезный, что ты рода не чтишь, родичей обижаешь. Знаешь ведь, что эта девица – моя сестра?
– Зачем напраслину возводишь, братец любезный? Тебе она по человеческому роду сестра, ты мне – по божественной отцовской крови брат – какая же она мне родня? Какая же роду моему обида? Нет, братец! – Змей Летучий засмеялся, и в его смехе слышался то змеиный шип, то далекие раскаты грома. – Эта девица – моя добыча. Сама зовет меня, сама своей тоской меня кормит. И ты не мешай. Я же тебе оленей в лесу… или лебедей белых в небе ловить не мешаю!
– Найди себе другую девицу. Мало ли их на белом свете?
– Девиц-то много, но больно уж мне эта по сердцу пришлась!
– По сердцу пришлась! Уморишь ведь ее!
– Ее краса по капле на Ту Сторону перетекает, здесь убавляется, там прибавляется. Как вся перейдет, так и сама девица на Той Стороне окажется. Тут-то уж навсегда моя будет.
