— Уйди, видеть тебя не хочу, — во всеуслышание заявляет Витторио псу, который, как всегда, носится кругами и топчет молодые цветочки на клумбе моей жены. — Фессо (идиот). Фоттити (иди на хуй, проваливай).
Хотя если кто тут и идиот, то сам Витторио.
— Куда проваливай-то? — спрашиваю. — Куда собака без тебя пойдет?
— Во ад! — бурчит буддист. — Надеюсь, девочка оживет.
— Живая или мертвая, а тебе она влетит в копеечку, — обещаю я.
Витторио багровеет еще сильнее. Обычно он пытается выглядеть равнодушным к деньгам, но я-то знаю, что он до смешного, патологически скуп. Минута критическая, и он не выдерживает:
— За что платить-то, ежели вдруг не спасут?
— Ты знаешь Андреа. Он хороший юрист. Он тебя просто разденет. Так что молись, чтобы дело ограничилось оплатой лечения и строительством будки и выгона для Джеки. Еще раз увижу здесь тебя или твоего хвостатого дурака, сам откушу тебе башку. По ходу без башки медитировать проще, буддиста ди каццо (буддист хуев).
Витторио уходит совершенно придавленный. Чего это я разошелся? Ну да, он поступил безответственно, за Андреа обидно. Но ведь можно было промолчать. А я молчать не стал. Мне захотелось его пнуть. Давно хотелось.
Мне вдруг представляется Витторио с полуоторванной, как у Мальвины, головой, лежащий в водопаде. На душе становится муторно, и кажется, что в случившемся виноват не пес, не хозяин, а я сам.
То, что происходило в черной зоне последних десяти дней перед смертью Ксении, нельзя восстановить по ее дневнику. Мне пришлось обратиться к иным источникам, вплоть до sms-переписки, которую он вела с участниками событий. Многое можно утверждать лишь с долей вероятности. Все же картина происходящего вырисовывается до некоторый степени ясная.
Сразу после пятнадцатого января с ней связался Али и попросил денег.
— Тут такое дело, — сказал он. — Твой приятель Дибок у нас скрысятничал. Давай ты нам эти деньги возместишь, а нет, будем твоего отца банкротить. Мы всё понимаем, но и ты нас пойми, нам такое чмо не нужно, как он.
Был ли у Ксении разговор с Д., неизвестно. После разрыва они продолжали как-то общаться — по всей видимости, это были ее попытки объясниться и его молчание или издевательские реплики в ответ. Задала ли Ксения прямой вопрос Д. об этих деньгах, и если да, что он ответил? Этого мы уже никогда не узнаем.
Зато известно вот что: Ксения записалась на прием к Е. Р.-Р. (это я установил точно), побывала у нее и с ней поговорила. Так мне удалось расшифровать невнятный обрывок записи на следующей страничке, сделанный карандашом на бегу.
«а, мразь, вот она — я тебя ненавижу»
«это ты его мучаешь»
«ты и твой отец»
«вам не жить, я вас уничтожу»
Что получается? Ксюша пошла на последнее унижение. Она отправилась к Тортилле, чтобы попросить у нее денег на покрытие крысятничества Д., реального или мнимого, черт знает. Разумеется, от того, достанет ли она деньги для Али, ничего не зависело, исход был давно предрешен. Твари знали, что Ксения попытается меня «спасти», они придумали получить еще немного денег до продажи компании.
Что сказала ей Тортилла, угадать не трудно. Зная Д., я могу предположить, что он намекал ей о своей связи с Ксюшей, чтобы подразнить Тортиллу и хоть немного что-то почувствовать. Ксюша оказалась между всех огней: Дибок, его дружки, ревность и злость Е. Р.-Р., мои несчастья, собственная любовь и чувство вины.
Ксения запомнила и записала слова Е. Р.-Р. Ей было еще важно, что происходит. Она пока боролась. То, чего она не смогла выдержать, произошло позже.
В ночь на 25 января, в 4:18 утра, телефон Ксении принял сообщение от Д.:
«Тварь дешевка. Променяла меня на тупого пизденыша».
Ксения тут же вскакивает и пишет ответ:
«О чем ты? Не понимаю!»
«Г. твой. С которым ты сосалась всю осень. Предательница», — пишет Д.
Я думаю, что Д. был в ту минуту пьян, сидел в кабаке и, как всегда, перебирал все зло, которое, как ему казалось, совершили с ним окружающие. Я бывал свидетелем подобных ламентаций. «Я никому не нужен, все только и ждут, чтобы вцепиться мне в горло. Эта сучка старая, она еще меня переживет.
