В конце дня полковник отвез Цзон к себе. Город задыхался от клубящейся в долгих изумрудных сумерках пыли; по улицам грохотали джипы, вдоль тротуаров маршировали солдаты, а китайцы и малайцы останавливались и пропускали их, молчаливые и непроницаемые, в вечных холщовых шортах, подвязанных веревками, и в треугольных тростниковых шляпах.
Полковник вызвал джип, хотя чаще предпочитал возвращаться пешком. Вполне понятно, что начальство не было в восторге от его пеших прогулок, и к нему были приставлены двое солдат, которые сопровождали полковника до самого дома. Он считал это ужасным расточительством в условиях нехватки людей, но ничего не мог изменить.
Вначале полковнику выделили огромный особняк на западной окраине города, но очень скоро он понял, что не сможет вынести близкое соседство мангровых болот с наветренной стороны жилища. Поэтому он присмотрелся и вскоре нашел для себя новый дом — не такой большой, но гораздо удобнее. Дом стоял на холме, что очень нравилось полковнику — с холма открывался прекрасный вид на Букит-Тима, самую высокую точку Сингапура. За массивным гребнем скрывались черные воды пролива Джохор, и дальше — Малайзия, южная оконечность огромного азиатского континента. В самые жаркие и влажные дни, когда рубашка прилипала к коже и пот заливал глаза, когда весь город дышал тяжелыми испарениями, как тропический лес в сезон дождей, полковнику казалось, будто Азия всей своей огромной массой медленно надвигается на него, обволакивая покрывалом из бесконечных болот, комаров и людей. В такие дни усиливалась застарелая боль в шейных позвонках.
Но все это исчезло, как только в его жизни появилась Цзон. Для полковника это было настоящее чудо — словно она не вошла в его кабинет с улиц Сингапура, а спустилась с мглистого неба. В первый же вечер, когда он передал Цзон заботам Пай, чтобы та ее вымыла и одела, а сам стоял возле полированного тикового стола и медленными глотками потягивал коктейль, полковник почувствовал, как его усталость растворяется и исчезает, словно остатки соли на коже под горячим душем. Он думал тогда только о том, как хорошо вернуться домой после тяжелого дня. Впрочем, возможно, он думал и о чем-то другом, что не осталось в памяти. Во всяком случае так ему казалось, когда он вспоминал тот вечер много лет спустя. Полковник твердо знал: когда Цзон приведи к нему, когда он увидел ее лицо, Азия перестала преследовать его кошмарами, впервые с тех пор, как в 1940 году он покинул Англию. Он смотрел, как Цзон приближается к нему, и чувствовал себя домом, из которого наконец уходят жуткие призраки, и теперь, очистившись, он готов был принять под свою крышу новых, настоящих жильцов. В нем ликовал освобожденный дух, и он понял, что добрался, наконец, до цели в своих мучительных поисках Азии.
Он разглядывал ее лицо в неверном свете закатного неба. Через несколько минут полный мрак яростно обрушится на землю; с такой же яростью полковник обрушивался на врагов. Его бесстрашие высоко ценили американцы и британское командование; благодаря этому он быстро продвигался по армейской лестнице.
Полковник заметил, что у женщины не совсем китайское лицо; об этом говорили не отдельные его черты, а, скорее, общее выражение. Овальное лицо Цзон нельзя было назвать правильным, но в самой его неправильности полковник находил непостижимое очарование. Широкие скулы, удлиненные миндалевидные глаза, нос, не такой плоский, как можно было ожидать; особую выразительность ее лицу придавали широкие полные губы. Позже полковник научился безошибочно читать по губам Цзон малейшие перемены в ее настроении.
Пай расчесала длинные черные волосы Цзон и перевязала их красной шелковой лентой; волосы падали с плеч, такие густые и блестящие, что в ту минуту Цзон показалась полковнику каким-то мифическим существом, живым воплощением Востока, бескрайнего и многолюдного.
— Как ты себя чувствуешь? — Он задал вопрос на кантонском диалекте и, не услышав ответа, повторил по-пекински.
— Сейчас хорошо. Спасибо, — ответила Цзон и поклонилась. Полковник был поражен: ему никогда не доводилось слышать такого нежного и певучего голоса. Он смотрел, не отрываясь, на ее высокую стройную фигуру, которой бы залюбовался любой мужчина.
