— По-моему, сегодня нам лучше оставаться дома, — сказала Айви.
В этот момент я испытала благоговейный трепет перед ними обоими. Они проявили терпимость суперменов — кем, собственно, и были.
По сравнению с жителями городка мы вели жизнь квакеров: ни телевизора, ни компьютеров, ни мобильников. Единственной уступкой двадцать первому веку был стационарный телефон. Мы считали, что технология оказывает пагубное влияние, стимулирует антиобщественное поведение и отвлекает от семейных ценностей. Дома мы проводили время общаясь, вместо того чтобы сидеть в Интернете или смотреть бессмысленное ТВ-шоу.
Габриель терпеть не мог телевизор. Еще в период подготовки к нашей миссии он, иллюстрируя свою точку зрения, показал нам начало программы, посвященной борьбе с тучностью. Людей разделили на две группы и демонстрировали им соблазнительную еду, выясняя, хватит ли у них силы воли сопротивляться искушению. Тех, кто сдавался, осуждали и сторонились.
«Отвратительно, — говорил тогда Габриель, — играть с человеческими эмоциями и осуждать людей за слабости».
А хуже всего, что публика развлекается, созерцая такое проявление жестокости.
Поэтому днем мы читали, играли в «Скраббл»[5] или размышляли. Что, разумеется, не отменяло домашних дел, но, даже занимаясь ими, мы пытались оценить свои успехи и неудачи. Точнее, Айви и Габриель так и поступали, а я таращилась на небо и клевала ломоть дыни. Фрукты очень мне нравились. Их беспримесная, сладковатая свежесть напоминала о Рае. Из-за облаков выглянуло солнце — полыхающий шар, от которого слепило глаза. В Царстве Божьем все омывает неяркий золотистый свет, который можно зачерпнуть рукой, и он проливается между пальцами, словно мед. Здесь лучи гораздо резче, но зато более реальны.
Айви, вошедшая с тарелкой фруктов и сыра, с отвращением кинула на стол газету.
— Ты в курсе?
Габриель кивнул с набитым ртом.
Я выпрямилась и изогнула шею, чтобы прочитать заголовок. Там была огромная фотография. Во всех направлениях бежали люди — мужчины пытались защитить женщин, матери протягивали руки к детям, распростертым на земле. Некоторые молились, зажмурившись, другие открыли рты в безмолвном крике. За их спинами пламя лизало потемневшее небо.
— Бомбардировка на Ближнем Востоке, — констатировал брат. — Уже триста погибших. Понимаешь, что это означает?
— Наши Агенты плохо справляются с работой? — дрожащим голосом спросила я.
— Точнее, не могут, — поправила меня Айви.
— Что им мешает?
— Сейчас силы Тьмы могущественнее Света, — пробормотал Габриель.
— По-твоему, только Небеса посылают сюда своих представителей? — парировала Айви. — Мы не одни.
— И мы ничего не можем сделать? — вырвалось у меня.
— Мы не вправе действовать без дозволения.
— Как же так!
— Бетани, нас туда никто не направлял, — пояснил Габриель. — У нас свой пост, и мы не можем покинуть его из-за трагедии в другой части планеты. Нам поручено оставаться здесь и охранять Венус-Коув. На то есть серьезная причина.
— А что будет с теми несчастными? — воскликнула я.
Искаженные ужасом лица снова вспыхнули перед моим внутренним взором.
— Мы можем лишь молиться о Божественном промысле.
После трех стало ясно, что у нас кончаются продукты. Я решила сходить в магазин — хотела как-то проветриться и отвлечься.
Взяв использованный конверт, я приготовилась составить список на обратной стороне.
— Что нужно купить?
— Фрукты, яйца и хлеб во французской булочной, которая недавно открылась, — ответила Айви.
— Тебя подбросить? — предложил Габриель.
— Нет, спасибо.
Габриель углубился в чтение. Я вывела из гаража велосипед, положила в корзинку бумажные пакеты. Айви обрезала в саду розы и попрощалась со мной.
После того как я проспала ночь, точно зомби, десятиминутная поездка действовала освежающе. Бодрящий запах сосен развеивал тоску. Я запретила себе думать о Ксавье Вудсе и вечеринке. Однако сознание подчиняется собственному расписанию, и я вздрагивала, вспоминая ощущение его сильных рук, прикосновение ткани его рубашки к щеке и то, как он отводил волосы от моего лица.
Приковав велосипед цепью к специальной стойке около почтового ящика, я направилась к магазину. Из него как раз выходили две женщины. Одна — пожилая, слегка сгорбленная, другая — крепкая, средних лет. Та, что помоложе, усадила свою спутницу на скамью, после чего вернулась к витрине и прилепила на стекло объявление. Рядом со старшей женщиной послушно сидел серый пес — самое странное создание, которое мне довелось увидеть на Земле. Его морда была мудрой и задумчивой, а в облике ощущалось величие. Кожа на челюстях слегка отвисала, шелковистая шерсть отливала серебром.
