Понятия не имею, в котором часу я проснулась. В голове пульсировала боль, язык пересох и напоминал наждачную бумагу. Понадобилось время, чтобы припомнить события вчерашнего вечера. Какой стыд! Я была полностью дезориентирована в пространстве. Габриель был мной разочарован. Айви раздевала меня и укладывала в постель, как ребенка. Когда она укрывала меня одеялом, я услышала, как Габриель опять благодарит кого-то у двери.
А что случилось в доме Молли? Кажется, я беспомощно опиралась на незнакомца. И я застонала, когда его лицо всплыло в сознании. Почему именно Ксавье Вудс был там самым галантным рыцарем? Что подумает наш Отец в Своей бесконечной мудрости? Я силилась вспомнить хотя бы обрывки разговора с Ксавье, но мне не везло.
Мои щеки пылали от унижения. Я калачиком свернулась на кровати, мечтая остаться здесь навсегда. Ксавье Вудс, староста школы «Брюс Гамильтон», будет меня презирать! Да и остальные тоже! Пробыв в школе одну неделю, я опозорила родных и возвестила миру о своей неопытности. Как получилось, что я напилась? И, хуже того, я продемонстрировала брату и сестре свою несостоятельность!
Снизу доносились приглушенные голоса — Габриель и Айви что-то обсуждали. В какое положение я их поставила! Я чудовищная эгоистка! Почему я поступила настолько однобоко? А речь шла и об их репутации. Моя уже разорвана в клочья. Может, начать все заново? Я решила, что скоро Айви и Габриель сообщат мне печальные новости, мы упакуем вещи и переедем в другой город. Даже попрощаться ни с кем не успеем. Привязанности, которыми я успела обрасти в Венус-Коуве, сохранятся лишь как милые сердцу воспоминания.
Никто, однако, не приходил. В конце концов я решила сама встретиться с последствиями того, что я натворила. В коридоре я бросила взгляд в зеркало — чересчур бледная, под глазами синеватые тени. А время, оказывается, близилось к полудню.
Айви вышивала за кухонным столом. Габриель, будто пастор на кафедре, стоял у окна, сложив руки за спиной. Я налила стакан апельсинового сока и выпила его, стремясь утолить мучительную жажду.
Габриель не повернулся, хотя, конечно, осознавал мое присутствие. Я вздрогнула — любая тирада была бы лучше молчаливого осуждения. Расположение Габриеля слишком много значило для меня, я не могла потерять его! Кроме того, гнев брата уменьшил бы мое чувство вины.
Айви отложила свою работу.
— Как ты себя чувствуешь? — миролюбиво спросила она.
Я совсем смутилась.
— Бывало и получше.
В воздухе повисло молчание, плотное, как саван.
— Мне очень жаль, — пролепетала я. — Я сглупила.
Габриель повернулся: его глаза приобрели цвет грозовой тучи. Однако в них я нашла лишь глубокую привязанность ко мне.
— Бетани, — произнес он. — На Земле мы обречены совершать ошибки.
— Значит, вы не сердитесь? — выпалила я.
В утреннем свете их перламутровая кожа мерцала.
— Конечно, — ответила Айви. — Зачем судить тебя за неопытность?
— Но я должна была понять! Почему так?
— Не суди себя строго, — проговорил Габриель. — Помни, скоро ты научишься избегать подобных ситуаций.
— Люди созданы из плоти и крови, их телам легко причинить вред, — добавила Айви.
— Верно.
У меня с души будто камень свалился. Голова по-прежнему раскалывалась, поэтому я села и невольно использовала прохладную поверхность стола вместо подушки.
— Не волнуйся, сейчас я тебе кое-что приготовлю, — заявил Габриель.
Я принялась наблюдать, как он вытаскивает из холодильника различные ингредиенты, отмеривает их с точностью ученого и бросает в миксер. Спустя пять минут он протянул мне стакан с густой жидкостью.
— Что это? — удивилась я.
— Томатный сок, яичный желток и красный стручковый перец.
Смесь пахла отвратительно, но я зажала нос и залпом выпила все. Вообще-то Айви могла избавить меня от похмелья простым прикосновением к вискам, но, наверное, брат и сестра хотели научить меня принимать жизнь со всеми ее радостями и горестями.