Царицу не любили всегда, но подобные обвинения не были обоснованы. Она была немкой из Гессена, а не пруссачкой, и ее династия не раз воевала против господства Гогенцоллернов. К тому же, будучи царицей, она рассматривала войну с Германией с русской точки зрения и была не меньше Николая возмущена объявлением войны Вильгельмом, о чем говорила воспитателю своих детей и доверенному лицу семьи Пьеру Жильяру: «Пруссия — несчастье и Германии, и России. Гогенцоллерны всех ведут к гибели. Я не узнаю свою родину. Всем предстоят большие несчастья…».
Присутствие царя на фронте возымело действие. Начальником штаба Ставки был способный генерал Алексеев, отличившийся еще в операциях в Галиции осенью 1914 года: Наконец-то положение улучшилось. Эта задача была не из легких, потому что тыл был не в состоянии быстро нарастить производство. Снова пришлось растрачивать огромный человеческий капитал. За относительно короткий срок большие потери личного состава армии были восполнены.
Вера в царя стимулировала подъем боевого духа. Царь поддерживал его при малейшей возможности, общаясь с ранеными в лазаретах и с солдатами на передовой, с офицерами Ставки, причем для усиления психологического эффекта брал с собой одиннадцатилетнего сына Алексея.
Между Николаем и его солдатами было полное взаимопонимание. Царь имел на фронте верных, преданных подданных и соратников. Это было резким контрастом столичной атмосфере, пропитанной сварами, дрязгами, амбициями и интригами. Такое настроение сквозит в его письме семье из Ставки в сентябре того же года: «Если бы я мог доверять своим генералам так, как доверяю солдатам, можно было бы вести войну до полного поражения Германии! И разве нехватка снарядов, сыгравшая на руку врагу, не была желанна представителям наших высших кругов, которые, сидя на денежном мешке, явно хотели моего поражения״.». Еще в Царском Селе царь открылся Жильяру, почему он хочет принять верховное командование на себя: «Они не могут понять, как тяжело мне сидеть тут в тылу; мне кажется, самый воздух здесь размягчает и портит характеры. Здесь заняты одними интригами и заговорами и живут ради эгоистичных интересов, а там люди сражаются и погибают за Родину…».
Царь теперь надеется на работу органов, специально созданных для обеспечения потребностей войны, — Особых совещаний. Министры как представители правительства и члены парламента должны совместно с назначенными туда членами общественных организаций решать возникающие вопросы (снабжения, транспорта, продовольствия, устройства беженцев) и координировать свои действия в соответствии с обстановкой в тылу. Нового военного министра Поливанова порицают за многочисленные упущения и безответственность при организационной работе в армии. Пламенным призывом к плодотворной совместной работе в общей борьбе против врага за победу России царь надеется улучшить положение. Что касается боевых действий, здесь он может положиться на способности начальника штаба Алексеева.
Кроме того, благодаря тому, что немецкие войска выдохлись, а русская армия вновь укрепилась, австро-немецкое продвижение останавливается на линии Рига — Двинск — Черновцы, примерно на триста километров восточнее линии фронта в мае того же года. Новая линия фронта почти точно совпадает с западной границей бывшего Советского Союза до 1939 года.
Вскоре немцы отводят большую часть артиллерии и значительную часть пехоты, чтобы возобновить натиск на французском фронте, откуда они весной сняли тридцать корпусов против России.
Николай предпринимает инспекционные поездки на разные фронты, а также на Балтийский и Черноморский флоты, чтобы вручить Георгиевские кресты отличившимся в боях. Он, очевидно, встревожен, когда на вопрос, многие ли воюют с самого начала, в каждой роте поднимается лишь несколько рук. Царь ценит своих солдат — в отличие от многих генералов, которые нередко бросают части на явную гибель (например, для спасения Румынии или в новом весеннем наступлении в Восточной Пруссии, когда множество солдат утонуло в болотах)[79]. «Нас много» — таков их лозунг. Поэтому Николай сначала отказывается, когда совет Георгиевских кавалеров Юго-Западного фронта решает наградить царя Георгиевским крестом — он ведь не сражался в бою. «Я вас не достоин», — отвечает Николай и сдается лишь тогда, когда старый друг Барятинский вручает ему орден от имени армии. С тех пор царь постоянно носит Георгиевский крест и снимет его лишь после запрета тюремщиков, оставив одни погоны. После убийства царя то и другое будет найдено.
