«Меня официально заверили, что русская армия перейдет границу в тот самый момент, когда Австро-Венгрия нападет на Сербию, и потому имеет решающее значение, чтобы Вы действовали соответствующим образом.
Сейчас настал уникальный момент, когда Россия может двинуться вовне и исполнить свою историческую миссию. Мне кажется, для нас открывается блестящая возможность мудро воспользоваться удачным случаем и осуществить воссоединение всех сербов. Для этого необходимо, чтобы Австро-Венгрия напала на нас. Если так, то с Богом вперед. № 65.
Спалякович».
Между тем становится известным, что Сербия приняла ультиматум, правда, не все его пункты. Те, кто принимает решения в Европе, вздыхают с облегчением. Сам кайзер Вильгельм, который вел себя столь воинственно, изрекает: «Повода для войны больше нет». Николай записывает 14 (27) июля в дневник:
«Интересных новостей мало, но по донесению, полученному Сазоновым, австрийцы изрядно удивлены нашими военными приготовлениями, они чересчур открыто расхвастались».
В тот же день он телеграфирует сербскому принцу-регенту в Белград:
«Заверяю Ваше Высочество, что Россия в любом случае не останется безучастной к судьбе Сербии».
Русские вклады изъяты из зарубежных банков, тринадцать армейских корпусов мобилизуются против Австро-Венгрии. Юнкеров досрочно производят в офицеры, части отзывают с полевых учений в гарнизоны.
«Всякий случай» наступает. Немедленно по получении сербского ответа австрийский посланник барон Гизль покидает Белград. Позднее часто цитировали замечание его немецкого коллеги барона Эккардта, знавшего Гизля, когда тот был посланником в столице Черногории Цетинье, по случаю назначения барона в Белград: «Гизля в Белград! По мне, лучше его послать кем-нибудь на пороховой завод, он же беспрерывно курит!».
28 июля Австро-Венгрия объявляет войну Сербии. Уже следующей ночью артиллерия обстреливает Белград.
Так же как Германия поддерживает австрийскую позицию, Россия становится на сторону Сербии. Сразу после убийства в Сараево венгерский премьер-министр Тиса заметил: «Насколько людям дано предвидеть, нападение на Сербию навлечет на нас интервенцию России и приведет к мировой войне».
В генеральном штабе в Берлине все давно спланировано и соответствующие приготовления сделаны, пока кайзер еще плавает в море. В предвидении предстоящей войны можно воспользоваться случаем и напасть на Францию. Франция пытается вернуть себе Эльзас-Лотарингию, и это надо предотвратить. Мечта о взятии Парижа всегда была конечной целью. Правда, для этого требуется внезапность действий: немецкие войска не будут переходить франко-германскую границу, как ожидается, а ворвутся в Бельгию. Для осуществления плана Шлиффена необходимо наступать через Бельгию, что означает нарушение ее нейтралитета, но Германия предъявит ультиматум, чтобы Бельгия согласилась на это. Соответствующая нота, проект которой сочинил 26 июля генерал Мольтке, уже лежит в сейфе немецкого посланника в Брюсселе. Военные ждут только повода для ее вручения, и таким поводом должно стать вступление Германии в войну.
Поэтому генерал Мольтке вовсе не заинтересован, чтобы посреднические усилия других европейских правительств, например, английского, задерживали развитие событий, и в соответствующем духе ведет переписку со своим австрийским коллегой генералом Конрадом фон Гетцендорфом. Австрийский военный атташе в Берлине майор фон Бинерт телеграфирует 30 июля в Вену: «Отклоните новые миротворческие предложения английского правительства. Европейская война означает для Австро-Венгрии последний шанс: поддержка Германии нам абсолютно гарантирована».
Единственным, кто до сих пор не верит, что Австрия действует, опираясь на Германию, остается русский царь Николай. Он придерживается мнения, что Вильгельм, опасаясь Англии, воздержится от вступления в войну. Поэтому Николай реагирует спокойнее, чем члены его окружения, когда обстрел Белграда вызывает в России негодование и ужас. Перед французским послом Палеологом Николай в эти дни рассуждает:
«Я не верю, что Германия позволит Австрии дойти в сербской авантюре до крайностей, потому что она, конечно же, не хочет ввязаться в мировую войну ради прекрасных глаз Габсбургов. И не могу поверить, что Вильгельм хочет войны. Если бы вы знали, сколько шарлатанства скрывается в его сущности! Кроме того, он не осмелится нападать на Россию, связанную союзом с Францией, потому что знает, что Англия немедленно выступит на их стороне».