Оно было неизбежно после того, как 19 декабря 1904 года пришло известие о падении Порт-Артура. Последовали восстания и демонстрации протеста. Но одними репрессиями невозможно было восстановить спокойствие и порядок. Министр внутренних дел Плеве, символизировавший в глазах повстанцев полицейское государство, был убит, а вскоре та же участь постигла московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, дядю царя.
Сам Сергей настаивал перед Николаем на применении жестоких мер против забастовщиков и демонстрантов и получил отказ. Его вдова Элла, старшая (и любимая) сестра царицы Александры, посетила убийцу в тюрьме и поинтересовалась его мотивами. Она нашла в этом человеке «слепую ненависть к власти»; после этого великая княгиня просила царя помиловать убийцу, надеясь, что это приведет к примирению повстанцев с правительством. Николай отказался, считая, что тем самым он лишь поощрит других анархистов.
На самом деле лишь малая часть смуты была «настоящей», а в основном бунты «вызваны искусственно»: это работа агитаторов, которые подстрекают бедное население против правительства. Социальные проблемы рабочих и крестьян использовались революционерами в их интересах; на самом деле цель заключалась в свержении государственной власти. Один генерал докладывал Николаю по возвращении с Дальнего Востока, что после первого же поражения в войсках появилось множество агитаторов, державших подстрекательские речи перед солдатами. В программе всеобщей политической стачки, успешно осуществленной десятилетие спустя, можно найти утверждение, что многие революционеры стояли на этой точке зрения уже в 1903–1905 годах, занимаясь агитацией и провоцируя беспорядки. Денежные средства они добывали грабежом банков (на зажиточном юге, в Грузии, этим, в частности, занимался Джугашвили-Сталин). Позднее, в 1917 году, они усовершенствовали свою стратегию, исходя из опыта 1905 года. Татьяна Боткина, дочь придворного врача, пишет, что неизвестные люди на улицах совали в руки молодым парням пару рублей, чтобы те били стекла и устраивали беспорядки. Так создавались — и стимулировались — волнения. Падение Порт-Артура в декабре 1904 года вывело на политическую сцену не только матросов Цусимы, но и рабочие массы. В начале 1905 года стачка железнодорожников парализовала значительную часть транспортной сети. 9 января демонстрация рабочих под руководством священника Гапона направилась с лозунгами и портретами царя к Зимнему дворцу. Они хотели, чтобы царь выслушал их социальные требования. Они не знали, что царя там нет. Полиция потеряла голову и стреляла в толпу. Было множество жертв.
Николай в Царском Селе узнал о происшедшем, лишь когда все кончилось. В глазах населения ответственность несет он.
Этот день вошел в историю его царствования как «Кровавое воскресенье». Пропасть между государем и его народом углубляется. Страна охвачена гневом и горечью, в напряженной атмосфере вспыхивают новые волнения в других городах.
Министр Витте обращается к царю: «Ваше Величество имеет выбор: либо диктатура, либо парламентарная монархия с конституцией, которую требуют все». Даже Вильгельм пишет Николаю, что уступки необходимы. Николай опять отклоняет советы. В его дневнике читаем:
«17 октября 1905, понедельник. Годовщина крушения! В 10 час. поехали в казарму Сводно-гвардейского батальона. По случаю праздника отец Иоанн отслужил молебен в столовой. Сидели с Николашей и разговаривали, ожидая приезда Витте. Подписал манифест в 5 час. После такого дня голова сделалась тяжелой и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, спаси и усмири Россию».
В этот же день, 17 (30) октября 1905 года, был опубликован высочайший манифест, провозглашающий «непоколебимою волей» царя введение конституции и законодательной Думы, гражданские права, отмену цензуры и т. п. Настал конец неограниченному самодержавию.
Готовились выборы депутатов в Думу, российский парламент. Выборы состоялись в феврале 1906 года, в апреле происходит торжественное открытие Думы. Пестрым и контрастным выглядит собрание в тронном зале Зимнего дворца. Рабочие блузы рядом с мундирами, шелковые цилиндры дворян рядом со сверкающими орденами министров. Сияющие лица — и озабоченные, исполненные надежды — и недоверчивые. В день торжества демократии, в день, когда царь изъял определение «неограниченное» из официального лексикона самодержавия, ничего похожего на единство не наблюдается.
