Вот высказывания противников большевизма и будущих эмигрантов «первой волны». Зинаида Гиппиус: «От Николая Романова ушли как от пустого места». Константин Бальмонт задолго до февраля 1917 г. пророчески писал: «Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот».
В феврале 1917 г. от царя отвернулись все — крестьяне, рабочие, офицерство, генералитет, большинство членов семьи Романовых и даже высшие иерархи церкви, вспомним постановление Священного Синода, заявившего: «свершилась воля Божия» и назвавшего кучку не представлявших никого масонов «благоверным Временным правительством».
Даже в ходе Гражданской войны ни одно белое движение не поддерживало лозунгов реставрации монархии.
Но вот белые офицеры и либеральные интеллигенты оказались в эмиграции, и отношение к бывшему царю стало резко меняться в его пользу. В СССР шла индустриализация, по брусчатке Красной площади двигались колонны танков, небо закрывали сотни самолетов. Шансы вернуться в Россию «на белом коне» стремительно падали.
У сотен тысяч эмигрантов в жизни осталась только одна идея — монархизм. Великий князь Александр Михайлович писал: «…несомненно, что великий князь Кирилл оказывает в высшей степени благотворное влияние на разрозненные когорты своих оборванных сторонников. Для них он символизирует надежду на лучшее будущее, на иную Россию, где они смогут найти применение новоприобретенным познаниям в различных ремеслах и насладиться плодами своих нынешних тяжких трудов. Как ни печально читать письмо от судомойщика, желающего, чтобы его произвели в полковники, не исключено, что его автор уже давно предался бы отчаянию, если бы не его слепая вера в чудотворные способности своего государя из Сен-Бриака.
И так проходят годы: мир движется навстречу радикальным переменам и новым формам, но пятьсот тысяч русских изгнанников-монархистов идут дальше своею дорогой, которая в конце концов приведет их или на землю обетованную, или в тупик. Они согласны ждать, и их император тоже»[99].
Классическим примером метаморфозы в отношении к Николаю II является дневник уже известной нам Зинаиды Гиппиус. Историк Борис Колоницкий не поленился и сравнил оригинальный текст дневника Зинаиды Гиппиус с тем, что она опубликовала в качестве своего дневника за 1914–1917 гг. в 1929 г. в белградском издательстве «Русская библиотека»[100].
Сравним записи[101]:
Дата
29 сентября 1914 г.
Оригинал
«Воздвигнуть некий Николайград — по-казенному «Петроград». Толстый царедворец Витмер подсунул дураку подписать: патриотично, мол, а то, что за «бург», по-немецки (!?!) И без того, мол, Алиса немка. Ну, дурак и подмахнул по-хлестаковски: «Пусть называется»
«Синяя книга»
«Воздвигнуть некий Николайград — по-казенному «Петроград». Толстый царедворец Витмер подсунул царю подписать: патриотично, мол, а то, что за «бург», по-немецки (!?!)»
4 сентября 1915 г.*
«Главнокомандующий сменен, сам несчастный помазанник с диким упрямством поехал на фронт»
«Главнокомандующий сменен, сам царь поехал на фронт»
4 сентября 1915 г.*
«Правительство, в конце концов, не боится и немцев, ему наплевать на Россию в высокой степени. Царь ведь прежде всего — предатель, а уже потом осел по упрямству и психопат»
«Правительство, в конце концов, не боится и немцев»
24 ноября 1915 г.
«У Гришки охрана, у Хвостова своя, хвостовские наблюдатели наблюдают за Гришкиными, Гришкины — за хвостовскими. Сам же Гриша правит, пьет и фрейлин…т. Федоровну, по привычке»
«У Гришки охрана, у Хвостова своя, хвостовские наблюдатели наблюдают за Гришкиными, Гришкины — за хвостовскими»
* — так в оригинале.
Интересующиеся могут прочитать у Колоницкого и далее на странице 37.
Надо ли говорить, что Гиппиус в своей эволюции взглядов на Николая II не одинока? Именно так и писали большинство российских интеллигентов, оказавшихся в эмиграции. Нашему читателю, особенно старшего поколения, к подобному не привыкать. Мы все помним, как люди за неделю переделывали диссертацию «Вожди народной Югославии» в диаметрально противоположную «Клика Тито — банда предателей». Но при Сталине люди рисковали свободой, а то и жизнью, а интеллигентствующие эмигранты меняли свои взгляды за тридцать сребреников или даже ради того, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна».
