Неспешный разговор оказался прерван появлением пристава Николая Никифоровича Сологуба. Пристав был из старослуживых, которые после сокращения армии подались в жандармы. Уже немолодой, но крепко сложенный с густыми седыми усами и бакенбардами на красноватом лице, он слыл фигурой колоритной. Несмотря на свои сорок пять лет, он оставался полон сил и решителен. Местные кочевники и перекупщики сразу почувствовали на себе его крутой нрав. Привыкшие к безнаказанности и чувствовавшие себя в безопасности в своих кочевьях, они поначалу и не поняли, что правила игры изменились, и в Семиречье пришла новая власть. Но когда за кражу или налет Сологуб попросту разгромил кочевья, которые укрывали преступников, и вынудил их откочевать южнее, в Верном и за двадцать километров округ стало тихо. Теперь нарушители спокойствия появлялись из-за границы, но эта напасть была полегче и затрагивала только приграничные селения.
- А это племяш мой, Сава, - сказал казак, представляя молодого паренька приставу.
- Макар говорит, что боец из тебя растет хороший, - одобрительно заметил пристав. - Как тебя по батюшке то величать?
- Никодимыч, - ответил Сава.
- Ну что ж, - сказал Сологуб, - приятно познакомиться Савелий Никодимыч. Хорошую смену растишь, казак, - похвалил он Макара. - Эвон, какой молодец вымахал.
- Дык, стараемся, - ухмыльнулся Макар, - Наша порода она вся такая, жилистая, но крепкая.
- Вот и лады. Не буду вас более задерживать. Ты пленных только в острожек заведи, а я тебе расписку дам, что принял их. Он пожал руки Макару и Саве и вошел вовнутрь.
А казачки, сдав пленных в острожек, поехали посмотреть на строящийся еще кафедральный собор.
День выдался облачным и над сопками медленно проплывали тучи, чтобы уступить место лучам солнца, которые пробиваясь сквозь них, окрашивали сопки из салатового в ярко изумрудный цвет. Океан в этот утренний час выглядел величаво спокойным, из серого превращаясь в серебристый, когда солнце рисовало на нем причудливый узор из бликов.
Капитан Геннадий Иванович Невельский с восторгом смотрел на приближающийся берег. Было в этом моменте что-то торжественное, и штиль, и изумрудный пейзаж из сосновых и кедровых деревьев на горизонте, и тишина вокруг, изредка нарушаемая матросскими выкриками, лишь подчеркивали торжественность момента. Еще час и его транспорт 'Байкал' бросит, наконец, якорь в бухте 'Золотой Рог', и вековой покой этой бухты нарушиться звоном пил и перестуком топоров. Ибо именно ему, Геннадию Ивановичу Невельскому, было поручено основание русского поста в этой бухте, который со временем превратиться в большой морской порт - ворота империи на Тихом океане.
Игнатий Савельич, - сказал он находившемуся рядом боцману, который, несмотря на холодный весенний день, стоял без куртки, в одной шерстяной матроской рубашке? - Как в залив войдем, начни лотом глубину промерять.
- Не волнуйтесь, - Геннадий Иванович, - я уже распорядился. Невельский плавал с боцманом уже второй год, и за это время они научились понимать друг друга с полуслова. Поэтому, в неофициальной обстановке, капитан называл боцмана уважительно по имени отчеству. Ведь толковый боцман это истинный подарок капитану корабля. А Кириленко Игнатий Савельич оказался расторопным и инициативным.
- Красивые места, - Геннадий Иванович, - заметил боцман, - Жаль, что ветер слабый и идем уж больно медленно. Вот был бы паровик, то оно, конечно, другое дело, - Кириленко успел поплавать на первых пароходах на Амуре и стал большим адептом парового двигателя. Даже книжку достал об устройстве паровиков, что было практически не реально в этих глухих местах. Как Игнатий Савельич сам говорил - для самообразования.
- Будет тебе пароход, Игнатий Савельич, - Вот обоснуемся в этих местах, а там и порт и эллинг построим. Губернатор обещал два паровых двигателя следующей навигацией прислать из Александровска*. Вот и построим тебе пароход.
- Дай-то бог, - вздохнул боцман, - Надобно только угля запасти, уж больно они прожорливые.
- Уголь поначалу придется морем везти, но может удастся его найти в этих местах. Вот обживемся, а там и экспедицию снарядим.
