Вот несколько примеров их совместной работы начального периода.
Ахматова - Лукницкому:
"Милый Павел Николаевич, сегодня я получила письмо из Бежецка. Анна Ивановна1 пишет, что собрала целую пачку писем Николая Степановича.
Шура2 просит меня узнать адрес Л. Микулич3. Вы, кажется, этот адрес записали. Пожалуйста, сообщите его Шуре. И сегодня я не встану, температура очень низкая - оттого слабость. До свидания. Ахматова. Царское. 2 апреля. 1925".
Лукниций Ахматовой.14.05.1925
...Сегодня выезжаю из Москвы в Бежецк.
Мне следовало бы остаться в Москве еще на несколько дней, но я получил письмо от Александры Степановны (сестры Гумилева Н.С. - В.Л.), которым она приглашает меня приехать в Бежецк на пятницу, субботу и воскресенье, и, если бы я отдал эти три дня Москве, мне пришлось бы остаться здесь еще на наделю, до следующей пятницы.
Мне удалось повидать всех, кого я имел в виду. Исключение - Лариса Рейснер, но ее сейчас нет в Москве. Получил воспоминания от В. К. Шилейко; М. М. Тумповской4; О. А. Мочаловой5 и от Мониной 6. С Нарбутом7, Зенкевичем8 и Павловым9 виделся, получил от всех определенное обещание прислать воспоминания.
В том, что Зенкевич и Павлов обещания сдержат, я не сомневаюсь. Оба помнят и любят Николая Степановича. Нарбут очень занят службой (он председатель издательства "Земля и фабрика") и тяжел на подъем. Брюсова10 завоевана до конца. Чулков11 дал мне напечатанную статью о "Колчане". Горнунг12 все, что я захотел, у него взял.
У Тумповской, оказывается, есть только одно письмо Николая Степановича, остальные пропали. Это грустно, но это действительно так.
26.07.1925, Гурзуф
Ницше лежит на столе. Коленкоровые тетради - в ящике стола, и я еще ничего с ними не делал, думал на днях заняться и тем и другим. Тогда у меня будут вопросы. Вы позволите посылать их Вам?
19.08.1925
...Не знаю, вернулись ли Вы из Бежецка и застанет ли Вас в Петербурге это письмо. Я прочел "Так говорил Заратустра". Сейчас читаю "По ту сторону добра и зла". Все Ваши положения подтверждаются. Конечно, и "высоты", и "бездны", и глубины, и многое множество других слов навеяны чтением Ницше. Я затрудняюсь в кратком письме подробно показать Вам все, что мне кажется примечательным, - обо всем этом мне бы хотелось побеседовать с Вами в Петербурге. Я получил письмо от Мочаловой, посылаю его Вам - обратите внимание на строчку: "Лариса Рейснер мне не ответила..."
Я пробуду здесь, вероятно, до 6 сентября и на обратном пути рассчитываю побывать три дня в Москве...
У меня есть большая просьба: напишите мне, если это не затруднит Вас, обо всем, что появилось на горизонте нашей работы за этот месяц. Может быть, у Вас есть какие-нибудь пожелания для Москвы?
Лукницкий копировал рукописи Гумилева и, как настоящий архивист, научился это делать виртуозно. Он собирал периодику, ранние сборники, в которых с помощью Ахматовой делал много помет, касающихся влияний, личных мотивов, дат, разночтений и всякого другого.
Ахматова позже сказала о мемуаристах: "Что касается мемуаров вообще, я предупреждаю читателя, 20% мемуаров так или иначе фальшивки. Самовольное введение прямой речи следует признать деянием, уголовно наказуемым, потому что оно из мемуаров с легкостью перекочевывает в почтенные литературоведческие работы и биографии. Непрерывность тоже обман. Человеческая память устроена так, что она, как прожектор, освещает отдельно моменты, оставляя вокруг неодолимый мрак. При великолепной памяти можно и должно что-то забывать".
Лукницкий начал работу в 1923г., Гумилев расстрелян в 1921-м. Знакомы они не были. И Ахматовой пришлось вспоминать. Впрочем, как и другим знавшим поэта людям. Биограф мог утешать себя тем, что работа началась вскоре после гибели поэта, все друзья и близкие были еще молоды, память была крепкой, надежной, ощущения остры, отношение к трагедии Гумилева - однозначное.
Тем не менее, как мы уже говорили, даже у самой Ахматовой бывали повторы в воспоминаниях, добавочные детали или, наоборот, - опущенные, в зависимости от обстановки, настроения или самочувствия.
