Дополнение
Письма Павлу и Алексею Штернам, приложенные к письмам Г. А. Штерна
2 апреля <1951 г.> Москва
Милый Павлик,
Теперь я дома и, пока не на службе, могу ответить на множество полученных писем. Вот и тебе пишу в ответ на твое письмецо. Буду очень благодарен тебе, если ты напишешь о своих успехах в школе.
У меня есть внук Миша. Ему исполнилось 8 лет. Он мне часто пишет. У меня накопилась целая коробка его писем.
В нем я больше всего люблю одну черту: он очень заботится о своей маме. Папы у него нет: он погиб в дни блокады Ленинграда.
Ты счастливее его. У тебя есть и папа и мама, которые тебя любят, и ты можешь им принести много радости, когда ты и Алеша себя хорошо ведете и хорошо учитесь.
Ты уже большой и теперь многое можешь понять. Желаю тебе и Алеше всего хорошего.
23 марта 1956 г. Москва
Милый Алешенька, очень ты меня порадовал своим большим письмом, ты интересно писал о грузинской выставке и об «Идиоте». Ты, конечно, прав, что Аглая любила кн. Мышкина. Но такие гордые натуры скрывают свои чувства, и часто за насмешками. Ну, а ты как думаешь, кого же из них любил Мышкин. По-моему, Аглаю, а Настасью Филипповну он больше жалел, но, как очень добрый человек, склонился к ней.
Ты только неправ, что Чичиковых не бывает, а лишь только напоминающие их. Я знал одного, он по фамилии похож — Бельчиков. Его так и прозвали Павел Иванович.
Когда я попаду к вам? Надеюсь, через год в конце марта, по дороге в Крым, где я теперь уже не могу бывать иначе, как ранней весной.
Письмо твое читал с некоторой грустью: мой Мишенька не смог бы так разобрать ни «Идиота», ни «Мертвые души». Он очень хороший, но ты развитее.
4 ноября 1956 г. Москва
Дорогие мои мальчики: Павлуша и Алеша!
Благодарю за отклик. Надеюсь, что ты, Павлуша, уже ходишь без палочки (а я-то все с палкой!). Боюсь, что Дрезденская галерея частично оказалась лишней.
Напишите, сюжеты каких картин вам непонятны. Я объясню.
Получил известие от Миши, у него все же 3 тройки. А вот мой другой внук (внук моей кузины, которая хорошо помнит вашего отца и сочельник в Киеве в 1924 году) <фрагмент письма утрачен>.
Я был на выставке Свешникова[1186]. Это прекрасный художник, так рано и почетно окончивший свою жизнь. Особенно хороши и по стилю, и по образам иллюстрации к Пушкину и к Тургеневу.
Ну вот, всего доброго, сделайте все от вас зависящее, чтобы Новый год встретить с хорошими отметками. «Ну вот, зачем он так пишет, это скучно». Так подумали вы, кончая это письмецо. Но ведь это необходимо вам сделать.
Радость папы и мамы в ваших руках. Папа мне подарил по моему выбору рисунок Алеши.
Крепко жму руки,
Милый Алеша!
Тебе еще о твоих рисунках. Ты сделал успехи. У тебя уже есть свой почерк, это признание зрелости. (Но почерк твой в письмах плохой, и я не мог никак разобрать, какой я дедушка. Прости шутку и скажи мне: «Врач, исцелися сам».)
Ты уже схватываешь хорошо выпуклостью контур, передающий кратко и выразительно движение в покое. Ибо покой = остановленное движение, но его надо чувствовать. Понравилась мне и акварель, и звери: Мишка и птицы, особенно аист (или журавль).
С упорством добивайся своей цели, умей смотреть на картины, читать скрытое в них. Пусть твоими учителями будут и великие мастера прошлого.
Всего доброго.
<26 ноября 1956 г.> Москва
Милый Павлуша,
Надеюсь, что ты уже двуногое существо и нога твоя свободна от лат.
О «Кларе Милич» хочу писать работу. В этой повести Тургенев описал оперную певицу Кадмину[1187], замечательную женщину. У меня есть очень интересный материал. Чем больше будешь читать вслух хороших книг, тем лучше будет и папе, и тебе самому.
Милый Алексиус.
Пальма Веккио не помню, так что и объяснить тебе не могу[1188]. Веккио значит «старый». Это прекрасный мастер колорита (венецианец).
«Флора» Nicolo Pussino (или Pausin) передает сцены из метаморфозы Овидия: самоубийство от обиды Аякса Телемонида (о нем спроси папу), превращение в цветок Нарцисса — он все любовался своим отражением в воду
