Летом (включительно) Ник. Павл. очень прилично себя чувствовал, но с 8 авг. очень изменилась погода, и он начал мечтать вернуться домой. А я и невестка моя всё говорили — сегодня погода плохая, а через день-два выглянет солнце и вы с радостью еще проживете недели две, для вас самое главное — воздух. Но Коля все же настоял, и 23 августа мы должны были ехать. 22 все было у меня упаковано, а в 6 часов вечера он решил проститься с соседями (это близко от нашей дачи); очень меня мучает, что я его не проводила (я в это время готовила ужин). По дороге он упал, его принесли на дачу, положили на диван на террасу, он был в полном сознании, я расспрашивала, как все случилось, — он говорил — сам не понимаю, может, голова закружилась и т. п.
Потом перенесли в комнату, начали его раздевать, и тут началась такая рвота, и, когда его уложили, я вдруг увидела, что правая рука упала, как плеть. У него оказался паралич правой стороны. Три дня он был в сознании — а потом перестал говорить. В течение недели к нам приезжал врач из поликлиники научных работников, но ему становилось все хуже. Больше не в силах писать. <…>
Вся общественность нашего дома и даже Союза писателей в память о Ник. Павл. очень хорошо отнеслись ко мне. Организовалась комиссия для переиздания произведений Ник. Павл., и прежде всего «Литературные места».
Я как-то онемела. <
Без окончания>
[1192]Вместо эпилога
Н. П. Анциферов — Т. Н. Камендровской[1193]
28 июня <1958 г.> Дарьино
Милая, любимая доченька! Спасибо, спасибо за твою заботу об отце. Соня съездила в Москву и привезла твою посылку и инструкции к ней и, не дожидаясь, пока покажет меня моему врачу, сразу приступила к витаминам. Она так уверена, что ты писала инструкцию, согласовав ее с врачом! Будем верить, что витамины помогут мне, а в особенности это чудесное ощущение твоей заботы обо мне, моя радость! Итак, вы едете опять на юг. Надеюсь, что воры не нанесут вам визита в этот раз.
А будет ли Никита сопровождать твое «чадо» на дальний плот? Не слишком ли моя Мечта храбра? Вы купаетесь в теплом море, как я купался в детстве в Черном море.
Когда Соня уехала за посылкой, я воспользовался волей и слушал ночью передачу «Искатели жемчуга». Прошла гроза. Электрический свет включили. Чудесный запах пионов, жасмина и земли. И я так живо вспоминал твою маму и наше возвращение после взволновавшего нас осмотра виллы Адриана, когда мы слушали песню бродячего мальчика, такую вдохновенную арию Надира. Знаешь ли ты ее? В конце этой арии — «Прощай, мечта»! Я тебе об этом писал, не правда ли? Мечта, которую я никогда не увижу. Особенно люблю ту фотографию, где она с Алешей на берегу моря, с косичками. Пиши о ней подробнее.
Я тебе послал список книг по классической мифологии[1194] <конец фразы нрзб>. Получила ли ты это письмо? Если это трудно, я беру назад мою просьбу. Здесь, в Подмосковье, нам очень хорошо. Сад, чудесный воздух! Тишина! Все, что нужно старикам, впрочем, Софья Александровна еще совсем не старуха, никто ей не дает больше 50 лет. Когда вернусь в Москву и с радостью, как Пушкин, воскликну «То ли дело, братцы, дома!», сейчас же напишу и буду ждать вновь услышать ваши голоса, всей семьи, хоть бы по два слова.
Пишу комментарий к дневнику твоей мамы. Он будет храниться как приложение к моим мемуарам «Путь жизни» в Ленинграде в Публичной библиотеке.
Обнимаю горячо всех вас.
Твой далекий и душевно близкий папа.
Я разделяю твой восторг к Ван Клиберну[1195].
