— Герман, я в это не верю! — с трудом улыбнулась Нелли. — Но все равно спасибо тебе. Если бы не ты…
— Как Поля?
— Поля? — Нелли страдальчески нахмурилась. — Твоя Поля отколола сейчас номер… Она волосы свои отрезала!
— Что? — Герман бросился в комнату племянницы.
Поля продолжала вертеться в кресле, закрыв глаза.
— Поля! — ошеломленно воскликнул Герман. — Что ты с собой сделала!
Поля ничего не ответила. Она ощущала странное безразличие, почти граничившее с радостью.
— Отстаньте от меня… — холодно произнесла она.
Герман переглянулся с Нелли.
— Совсем от рук отбилась! — плачущим голосом пожаловалась Нелли. — Мало мне одного, так теперь еще и Поля…
— Не кричи на нее, — строго произнес брат. — Она не виновата. Это папаша ее довел…
«Папа тут ни при чем», — хотела возразить Поля, но промолчала почему-то. И тут хлопнула входная дверь — пришел отец.
Нелли покраснела, а Герман побледнел еще больше, когда они увидели Алексея.
— Явился… — сквозь зубы пробормотал Герман. — От крали своей вернулся?
— Пошел вон, — спокойно ответил Алексей. — Без тебя разберемся.
— Не смей так с моим братом разговаривать! — надменно произнесла Нелли. — Ты не хозяин здесь больше.
— Да? А кто я? — усмехнулся Алексей, скидывая ботинки.
Ботинки были известного итальянского дома моды, очень дорогие и красивые, отличавшиеся неброским, выверенным изяществом. Нелли ненавидела их. Она сейчас ненавидела все вещи своего мужа: ей казалось, что он приобрел их с одной-единственной целью — пленить свою любовницу.
— Ты негодяй! — выдохнула Нелли. Она в последнее время заводилась с пол-оборота — вот и сейчас ее всю затрясло, и она почувствовала уже знакомый приступ бесконтрольного бешенства.
— Спасибо тебе, родная… — Алексей попытался было пройти в свой кабинет, но Герман преградил ему дорогу.
— Не будет тебе покоя! — хрипло, с торжеством произнес он.
— Руки… убери руки! — с ненавистью произнес Алексей. — Я ведь не погляжу, что ты у нас инвалид…
— А, ты драться хочешь? — вырвалась вперед Нелли. — Ну так меня можешь поколотить… Я же теперь для тебя никто… Можешь вообще меня убить!
Поля захлопнула дверь в свою комнату. Она не могла слышать голоса родителей, ее тоже потихоньку начинало трясти.
— Давай без всяких слов, — услышала она отца. — Нелли, не при ребенке…
— Он вспомнил о ребенке! — закричала Нелли так звонко, что Поля невольно зажала уши. — Раньше надо было думать… когда ты с этой шлюхой…
Дальше шел уже совершенно непотребный текст.
— Заткнись! — страшным голосом закричал Алексей. Поля еще никогда не слышала, чтобы он так кричал. — Немедленно прекрати истерику, или я…
— Что — ты? Ну что — ты?..
— Скотина! Мы на него в суд подадим… в газету про него напишем! — хрипел Герман.
Поля распахнула окно.
Свежий мартовский ветер ударил ей в лицо. Солнце садилось за горизонт, и край неба был окрашен ярко-алым, багровым закатом. Вдалеке виднелась дорога, по которой непрерывным потоком текли машины — на фоне серого, уже высохшего от снега асфальта. А внизу, в колодце двора, скрипели голыми ветвями деревья, и этот тихий, призрачный звук напоминал чей-то неразборчивый шепот.
Поля стояла у окна, и ветер ворошил ее волосы, которые ощущались непривычно короткими. «Он любит Настю Селину, а не меня! — наконец догадалась она. — Господи, это же очевидно! Только такая дура, как я, могла не понять этого…»
Поля усмехнулась. Голоса в коридоре захлебывались от ненависти. Сейчас прибежит Уля Акулова и начнет разнимать всех. Она в последнее время была чем-то вроде «Скорой помощи» для их семьи.
Поля не любила соседку.
Однажды, много лет назад, она видела, как отец целовал Улю. Во время какого-то семейного праздника, на кухне. Поля почти забыла этот эпизод, а теперь вдруг вспомнила. Но, странное дело, она не чувствовала ненависти к отцу. Она вообще была убеждена в том, что виноватых ни тогда, ни сейчас нет. Просто такова жизнь.
— Я только мешаю им… — прошептала Поля, глядя на багровый закат. — Я никчемная. Я — ошибка природы.
Она забралась на подоконник и перекинула ноги на узкий карниз. Страха не было — наоборот, хотелось поскорее избавиться от захватившей ее гнетущей, ледяной тоски. От этой мерзкой жизни, которую не изменишь.
