- Ну и рожа у тебя. Да ты такой же держиморда, как Хрущ.
Другой раз сидит в кресле, молчит и как бы про себя бурчит:
- Он же дурак дураком...
- Вы о ком, Николай Григорьевич? - спрашиваю.
- О Хруще, о ком же еще? И я мог бы так же. Говорили мне, чтобы брал руководство. И надо было.
- Но ведь тяжеловато... - осторожно возразил я.
Этот эпизод привлек внимание Микояна, и он уточнил:
- А когда это было?
- Точно не скажу, помню только, что в 1959 году. Видимо, такая точка зрения сложилась в результате разговоров Игнатова с приятелями: Дорониным, Киселевым, Жегалиным, Денисовым, Хворостухиным, Лебедевым, Патоличевым...
- Товарищ Галюков, - вмешался опять Анастас Иванович, - вы сами говорите, что неприязнь Игнатова к Хрущеву существует давно, а обратились к нам только сейчас. Чем это вызвано? Почему у вас появились сомнения? Когда это произошло?
Василий Иванович был готов к ответу - видимо, он много думал на эту тему:
- Сомнения, подозрения, что что-то происходит, оформились у меня в Сочи в этом году. Раньше разговорам Игнатова я особого значения не придавал - болтает себе, и пусть болтает. Гуляем, а он ругает Хрущева, остановиться не может. Никак не мог простить, что его на XXII съезде не выбрали в Президиум ЦК, жаловался: "В 1957 году мой Пленум был, без меня они бы не справились. И "двадцатка"* - моя... Сколько я сделал! А он сельское хозяйство запустил. Я бы за два-три года все поднял, он только болтает, а дела нет!"
Летом разговоры стали целенаправленнее. Кроме того, его отношения со многими людьми вдруг резко изменились. До последнего лета Игнатов плохо относился к Шелепину, Семичастному, Брежневу, Подгорному и другим. Доброго слова о них не говорил, а тут постепенно все они перешли в разряд друзей. Сам Игнатов не переменился, значит, изменились обстоятельства, что-то их объединило в одной упряжке. После 1957 года до последнего времени Игнатов при каждом удобном случае злословил по адресу Брежнева: "Занял пост, а что он сделал? Даже выступить как следует не мог. Лазарь на него прикрикнул, он и сознание от страха потерял, "борец"**.
Потом отношение Игнатова к Брежневу стало более ровным, но он ревниво следил за каждым его шагом. Николай Григорьевич все время сохранял надежду на возвращение в Президиум ЦК и лелеял надежду занять пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
В начале этого года, когда стало известно, что Брежнев в скором времени полностью сосредоточится на работе в Секретариате ЦК, Игнатов начал активно обзванивать всех, выясняя, кого планируют на освободившееся место, какие у него шансы. В это время Хрущев находился на Украине, Брежневу Николай Григорьевич звонить не хотел, но постоянно переговаривался с Подгорным. Тот его обнадежил, передав свой разговор с Хрущевым в Крыму. Они тогда затронули вопрос о Председателе Президиума - видимо, у Хрущева к тому времени не сложилось определенного мнения о возможной кандидатуре. На вопрос Подгорного, кто же планируется на этот пост, Хрущев ничего не ответил.
Тогда, как сообщил Подгорный Игнатову, он решил спросить впрямую:
- Может быть, подошел бы Игнатов?
Хрущев ответил неопределенно:
- Посмотрим, посоветуемся.
Основываясь на этом случайном разговоре, Николай Викторович уверял Игнатова, что он убедил Хрущева, и определенно обещал:
- Никита Сергеевич согласился со мной и думает решить вопрос о твоем назначении.
У Игнатова вырвалось непроизвольно:
- Ну а если правда?..
Он и верил и не верил, что давняя мечта может сбыться. И поэтому допытывался у Подгорного, что же еще сказал Хрущев, насколько все это точно?
Подгорный, естественно, ничего добавить не мог, разговор был мимолетным, и больше в поездке к нему не возвращались. Оставил он Игнатова окрыленным надеждой, и тем сильнее было разочарование. Председателем Президиума стали вы, Анастас Иванович. Узнав об этом, Николай Григорьевич целый вечер почем зря честил и вас, и Никиту Сергеевича. В этом году, возвращаясь домой, Николай Григорьевич часто сообщал как бы невзначай: "Долго мы сегодня у Николая засиделись" (имелся в виду Н.В.Подгорный), - и замолкал многозначительно. Иногда бросал: "Был сегодня у Брежнева. Полезно поговорили. Он меня уверял, что все будет хорошо".
