- Не любят его. Видел, как плохо встречали?
Совещание проходило бурно. На нем были не только воронежцы, но и руководители соседних областей. Никита Сергеевич часто перебивал докладчиков, задавал вопросы, вставлял едкие критические замечания. Другим доставалось, а Воронежскую область он похвалил.
В перерыве, когда Игнатов вышел из комнаты президиума, я поздравил его:
- С успехом вас, Николай Григорьевич. Нас одних Никита Сергеевич похвалил.
- Что ж, я мало труда вложил? - задиристо ответил Игнатов.
- Бывает, работаешь, работаешь, сил не жалеешь, а начальство приедет и по косточкам разложит.
- Хм, попробовал бы он только. Я бы его сам разделал, - отозвался он и отошел.
Или вот в ту же осень отдыхали мы в Сочи, как обычно. Я узнал, что на отдых приезжает Хрущев. Доложил об этом Игнатову и предложил съездить в Адлер, на аэродром, встретить.
Игнатов меня выругал:
- Хруща-то? Иди ты с ним... Если хочешь, встречай сам.
Надо сказать, что в раздражении он никогда не произносил фамилию правильно, а сокращал презрительно: "Хрущ".
Потом из Воронежа мы перебрались в Горьковский обком. И там Игнатов не мог забыть, что его выдворили из Ленинграда, по каждому поводу выражал свое неудовольствие.
Стал Хрущев именоваться не просто секретарем ЦК, а Первым секретарем, Игнатов тут же прокомментировал:
- Вот, приставку себе приделал. Ничего, он долго не протянет. Лет пять еще от силы. Возраст у него уже преклонный.
Про пленумы и совещания по сельскому хозяйству отзывался неизменно презрительно:
- Ничего у них не выйдет. Болтовня одна...
Потом все переменилось. Хрущев приезжал в Горький, он тогда предложил отсрочку платежей по займам. Они долго разговаривали с Игнатовым, и того как подменили - начал он Хрущева расхваливать на всех перекрестках. Я думаю, что у них был разговор о переводе Игнатова на работу в Москву.
В 1957 году в первых числах июня Никита Сергеевич пригласил Игнатова (он тогда еще в Горьком был) и Мыларщикова (заведующего отделом сельского хозяйства ЦК КПСС) к себе на дачу посмотреть посевы. Стал он нам показывать грядки с чумизой и кукурузой. Тогда Хрущев увлекался чумизой, надеясь, что ее можно выращивать в наших условиях и получать большие урожаи. Когда выяснилось, что культура эта требует большого ухода и очень капризна, Никита Сергеевич к ней охладел и впоследствии к мысли о широком ее внедрении не возвращался.
Когда Хрущев и Мыларщиков отошли чуть в сторону, Николай Григорьевич поманил меня:
- Скажи Мыларщикову, пусть уезжает, не задерживается. Мне с Хрущевым наедине поговорить надо.
Мыларщиков вскоре уехал.
В это время против Хрущева выступила антипартийная группа. Игнатов был на стороне Хрущева.
Хрущев довольно долго гулял с Игнатовым, о чем-то ему рассказывал, видимо, о ситуации, сложившейся в Президиуме ЦК, говорил о позиции, занятой Молотовым, Кагановичем, Маленковым и другими.
Я с начальником охраны Хрущева следовал за ними чуть поодаль и, естественно, разговора не слышал, только под конец до нас долетела фраза, сказанная Игнатовым:
- ...это дело нужное. Надо его решать.
Видимо, речь шла о Пленуме ЦК, который должен был вот-вот собраться для обсуждения разногласий, возникших в Президиуме. На этом Пленуме, где была осуждена антипартийная группа, Игнатов вошел в состав Президиума ЦК. Он был на седьмом небе от счастья, но пытался не подать вида, как будто ничего иного и не могло произойти. Сразу же он озаботился вопросом, как распределятся портфели в Президиуме и какой пост достанется ему. К Хрущеву с этим вопросом он идти не решился и подключил к выяснению Валентина Пивоварова, он в то время работал секретарем в приемной Хрущева.
Вскоре Пивоваров сообщил Игнатову:
- Прощупал Хрущева. Будешь секретарем ЦК.
Игнатов очень обрадовался. Он рассчитывал занять пост второго секретаря. Просто был уверен в этом. И тут разочарование - вторым секретарем избирают Кириченко, а Игнатов становится секретарем, отвечающим за сельское хозяйство.
Ярости его не было границ.
- Чем я хуже Кириченко? Что я, хуже его разбираюсь?
Благожелательное отношение к Хрущеву опять перешло в плохо скрытую ненависть. Хрущев стал для него как бы навязчивой идеей. Бывало, вглядывается мне в лицо и вдруг говорит:
