- Это все Устинов. Он тебя не любит, - сел он на своего любимого конька. Устинова он ненавидел, и тот платил ему той же монетой. - Это все его дела. Мне уже о тебе звонил Сербин, спрашивал, когда ты уходишь. Ты не представляешь, насколько он низкий человек, способен на любую гадость.
Я не понял, кого он имел в виду - Устинова или Сербина, но хорошо знал эту привычку Владимира Николаевича в подобных выражениях характеризовать многих, с кем ему приходилось общаться, и не придал его словам серьезного значения.
Я был растерян и ждал от него помощи:
- Что же мне делать? Я совсем не хочу никуда переходить.
- Знаешь, - в раздумье протянул Челомей, - напиши письмо Леониду Ильичу. Кроме него, никто ничего не сделает. А он тебя знает и всегда тепло к тебе относился.
Совет был безукоризнен: Челомей оказывался "вне игры". Если Брежнев вдруг соблаговолит оставить меня в ОКБ, мое будущее санкционировано свыше и можно не беспокоиться. Ну а на нет и суда нет. Владимир Николаевич сослался на срочный вызов к министру и ушел. Я остался со своими раздумьями. Писать Брежневу, особенно после стычки отца с Кириленко, мне очень не хотелось - и бесполезно, и противно. Решил не предпринимать никаких действий по своей инициативе авось забудется.
Прошло две недели, и мне позвонил Журавлев:
- Ну так что? Что будешь делать? Мне тут звонили...
- Я, собственно, ничего не делал...
- Зря. Тебе предоставили время на принятие решения. Сейчас пора действовать. Надо тебе съездить в ту организацию.
Я решил предпринять последнюю попытку:
- Лукич, а что ты будешь делать, если я откажусь и никуда не пойду? Ведь по закону меня не за что увольнять.
- Напрасно теряешь время. Мы с тобой старые друзья, но я должен выполнять приказы руководства. А законов много. Например, можно сократить твое КБ за ненадобностью или в связи с реорганизацией. Вот ты и окажешься не у дел. Мой совет: или прими предложение, или прими меры. Время работает не на тебя.
- Спасибо за совет. А ты не можешь связать меня с тем, кто дает тебе указания?
- На этот вопрос я сам тебе не отвечу. Я перезвоню.
Через полчаса Журавлев сообщил мне номер телефона, назвал фамилию. Из первых цифр было видно, что это номер КГБ, а не нашего министерства. Мой разговор с невидимым собеседником был коротким, ничего нового он мне сообщить не мог. Я только спросил, что делать, если предложенная организация мне не подойдет. Могу я устроиться куда-нибудь еще?
Я наивно полагал, что смогу перейти на "фирму" к кому-нибудь из знакомых главных конструкторов по профилю своей работы - Пилюгину, Кузнецову, Петелину.
Мне было сказано, что других вариантов не существует. Если предложение не подойдет, они ничем помочь не смогут. Я положил трубку. Оставалось или подчиниться, или обращаться на самый верх.
В тот же день меня вызвал Челомей:
- Ты связался с Леонидом Ильичом?
- Нет еще. Пытался разобраться, не прибегая к его помощи. Очень уж не хочется ему писать.
- Напрасно. Кроме него, тут никто ничего не сделает. Мне уже дважды звонил Сербин. Я выкручиваюсь как могу, но чувствую, что скоро его терпению придет конец.
Выхода не было, и я вечером написал короткое обращение на имя Генерального секретаря с изложением фактов и просьбой оставить меня на старом месте работы, где я как специалист могу принести наибольшую пользу. Разузнав телефон, я позвонил помощнику Брежнева А.М.Александрову-Агентову. Я не очень разбирался в обязанностях его помощников и не знал, что он занимается международными делами.
Александров сам взял трубку и, выслушав меня, предложил зайти в удобное для меня время. Сговорились встретиться следующим утром. Принят я был чрезвычайно любезно. Алесандров сказал, что в ближайшее время доложит "самому" и надеется, что все образуется.
- Вы позвоните через пару дней, - обнадеживающе закончил он разговор.
Я несколько успокоился. Такой оперативности, признаться, я не ожидал. Очевидно, думал я, поскольку Брежнев раньше много занимался нашими делами, он хорошо знает и наше ОКБ, и меня. Наверное, все образуется.
Я "услужливо" забыл разговор у Кириленко и то, что после 1964 года Брежнев стал совсем не тем.
