Глава 8 Новые экономические реформы и политический кризис в 1957 году
1956 год был успешным по производству зерна, но в стране все еще резко не хватало продуктов. Разоблачение сталинизма на ХХ Съезде и массовые реабилитации политических заключенных хоть и обеспечивали популярность Хрущева среди многих слоев населения, создавали тем не менее серьезный идеологический вакуум. Для всего мира стало теперь очевидно, что система управления советского типа, возникшая в результате революции, не смогла развиваться на основе закона и конституции, не гарантировала элементарных демократических свобод граждан и соблюдения их прав и опиралась на массовый террор. Можно было ожидать, что после ХХ Съезда с этим будет покончено навсегда, но уже события 1956 года: мягкая и компромиссная резолюция «О преодолении последствий культа личности», военное подавление венгерского восстания, обострение отношений с Югославией и ряд других явлений свидетельствовали о том, что слишком решительная политика в направлении десталинизации и демократизации подвергается ревизии, как под давлением изнутри, так и со стороны руководства других коммунистических партий.
В культурной жизни страны главным показателем «либерализации» стала публикация в «Новом мире» в августе-октябре 1956 года романа В. Д. Дудинцева «Не хлебом единым», который произвел большую сенсацию в литературных и интеллектуальных кругах и был единодушно поддержан на многих дискуссиях. Он был резко антибюрократическим и показывал, что существовавшая при Сталине система произвола и бюрократии порождала особую «элиту», препятствовавшую и техническому прогрессу общества. Но в конце 1956 года Хрущев лично подверг роман Дудинцева критике, как якобы антисоветский. «Оттепель» (выражение Ильи Эренбурга) в литературе подходила к концу. Именно в это время был отвергнут представленный для публикации роман Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» – но эта история стала известна только в 1958 году, когда Пастернак получил Нобелевскую премию. Настораживали и некоторые другие ретроградные ноты в многочисленных выступлениях Хрущева, старавшегося теперь немного обелить Сталина как партийного и государственного деятеля.
Подобный осторожный поворот в консервативную сторону был попыткой остановить разоблачения террора и произвола, практически начавшегося отнюдь не с убийства Кирова в 1934 году и не ограничившегося уничтожением партийных деятелей, миллионы которых были теперь реабилитированы (хотя на ХХ Съезде Хрущев сообщил о реабилитации немногим больше 7 тысяч партийных работников). Вставал вопрос и о реабилитации членов реальных оппозиций Сталину, осужденных на «открытых» процессах (Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков и сотни других) и о пересмотре всей политики партии после Октябрьской революции. Неизбежны были разоблачения репрессий в период коллективизации, процессов 1929–1930 годов и многого другого, включая вопрос о Л. Троцком. Хрущев и его коллеги сравнительно легко пошли на пересмотр политики репрессий, затрагивавших партийных и государственных работников их поколения, по существу – элиты конца тридцатых и сороковых годов, но они не могли колебать прочные устои собственной власти, полученной отнюдь не демократическим путем.
Но даже ограниченных разоблачений и многомиллионных реабилитаций было достаточно, чтобы общая политическая репутация советской системы в мировом сообществе, прежде всего в левых течениях, сильно испортилась. Внутри СССР возник идеологический вакуум и прежде всего из-за низкого уровня жизни. Любая пропаганда преимуществ советской системы была бы эффективной только в том случае, если можно было хотя бы сказать, что все жертвы диктатуры и централизации принесли реальные экономические результаты, – и не в форме большего количества добываемого угля и более высоких цифр выплавки стали и добычи нефти, а в форме товаров народного потребления, продуктов питания и улучшения жилищных условий и условий труда и отдыха, и не в сравнении с Россией 1913 года, а в сравнении с западными капиталистическими странами.
Хрущев прекрасно понимал, что простой народ оценит его деятельность не только по политическим реформам и международным акциям – нужно было серьезно улучшать еще слишком плохие условия жизни основной массы населения. По инициативе Хрущева еще с 1955 года было расширено жилищное строительство, хотя для более быстрого решения жилищной проблемы Хрущев, наряду с разумной индустриализацией строительства, поддерживал в основном примитивные типовые проекты домов и уменьшенные стандарты квартир. (Такие кварталы в городах быстро получили название «хрущобы».)