— Пришел в себя, — заорал он Никите в ухо, и тот снова потерял сознание.
* * *
— Суки пожилые! Дайте воды! — прошипел еле слышно Никита. Вода оказалась необычайно вкусной, ледяной, зубы сразу приятно заболели, а горло полыхнуло жаром. Дыхание перехватило. «Они мне водки бузанули», — неправильно догадался Никита.
— Голова не кружится? — с тревогой в голосе спросил Окунь.
— В глазах не двоится, видишь четко? — вылез из-за спины товарища Вадим.
— Дайте вздремнуть. Меня в сон что-то клонит. Мы до сих пор в Плоцке? — неожиданно забеспокоился Никита.
— Спи. Отдыхай. Не волнуйся, мы в Холме! — Окунь стал вытеснять из помещения Вадима и ещё пару-другую людей, кого именно — Никита не видел, ему трудно было повернуть голову набок.
* * *
В следующий раз Никита очнулся в отличном самочувствии, запах наваристого супа заставлял урчать живот, в глазах не плыл туман, изображение не двоилось, жизнь налаживалась. Девочка лет семи сорвалась с лавки — побежала звать взрослых, через мгновение в комнату вошла шустрая старуха, лет сорока. Захлопотала, спросила о самочувствии, и послала внучку за супом.
— Мне, бабуля, в отхожее место, для начала, добраться. Позови Вадима или Окуня, боюсь сам не дойду.
— Нет их в избе. Сына сейчас пришлю, — старуха мгновенно исчезла, испарилась.
«Ведьма», — подумал Никита.
* * *
Не успел Никита закончить с супом, как появилась пятерка командиров его отряда: оба чеха, Сом, Вадим и Окунь. Первый же вопрос был неприличен — по существу дела.
— Когда выступаем на Плоцк? — спросил Вадим, самый нетерпеливый, склонный к нарушению порядков.
— Весной, — Никита с насмешкой посмотрел на удивленные лица соратников. Истинные причины своего решения он объяснять не стал. Никита был не уверен, что за короткое время сможет перегореть, успокоиться, что его месть не станет такой ужасной, как кровавый кошмар его вчерашнего горячечного бреда. Теперь он знал, почему говорят: «месть — холодное блюдо».
— Мы не готовы. Наш отряд состоит из великолепных бойцов, но последний бой показал, что нам нужна слаженность в схватке. Она достигается только при совместных действиях. Тем паче, мы задумали ночной налет, а я не хочу поражения, даже большие потери мне не нужны.
— Это не так. Отряд выстоял в том бою. Мы даже могли победить!
— В чем я не прав? Те всадники, что прикрывали тыл должны были сохранять расстояние до обоза в два полета стрелы, а они чуть ли не обогнали обоз. Я совершил ошибку — бросился спасать Бажену, и все вы поскакали за мной, оставив отряд без командования. Мы имели лучшую позицию, атака поляков была глупа, самоубийственна. Но она удалась, потому что никто из дружинников не знает своего места и своего маневра, а ждет приказа. Любой дюжины всадников должно было хватить, чтобы разгромить поляков. Мы были лучше вооружены, не так устали, как поляки, наша позиция была превосходна, — Никита жестко отчитал своих подчиненных, те повесили головы.
— Где ты возьмешь серебро, чтобы платить людям до самой весны? Поляки захватили обоз с серебром. Купеческие расписки из Берестья без Бажены — простые бумажки, — попытался спустить Никиту на землю Окунь.
— В отряде сотня дружинников, это двести марок в месяц? — спросил Никита.
— Двести пятьдесят. Ты сам требовал не жалеть серебра.
— Аванс за первый месяц заплачен. Так? — Никита задумался, — Мой самогонный аппарат цел?
— Цел. Его везли в первых санях.
— Это еще месяц оплаты! Там на двести марок серебра. Мой повседневный пояс, тот что ношу в походе, на месте?
— Ты про золото? Цел и пояс, и золотишко на месте, — довольно усмехнулся Окунь.
— За четыре месяца я готов выложить деньги хоть сегодня! Окунь, продлевай договор! Попробуй уговорить дружинников на следующие три месяца сбросить плату до обычной, всё-таки срок: четыре месяца. А до конца зимы, поры набегов на соседей они никому не нужны.
— Отряд остаётся в Холме?
— Нет. Мне нужен Мышкин и Олег чтобы довести выучку дружинников до приемлемой.
— Если взять Олега в долю, то мы сможем увеличить отряд втрое и купцы из Берестье будут вынуждены отдать серебро, — высказал глубокую мысль Окунь.