Старуха ворчливо сказала:
— Мы ничего не тронули у него в комнате, все оставили так, как было в день его смерти.
— Но нам пришлось переехать, — сказал старик. — Ферма наша совсем развалилась, и мне пришлось искать работу, вот мы и перебрались в Рочестер.
— У нас там родственники живут, — пояснила старуха.
Лебедка скрипнула и стала поворачиваться, а Джимми плюхнулся на колени, опершись о них ладонями и съежившись в тени от отцовской ноги. Цепи натянулись туже, грузовик слегка осел назад, и один из могильщиков облизнул губы и что-то крикнул, а второй кивнул и засмеялся. Гроб, ухнув, вырвался из земли и сейчас, когда его уже не окружали стены ямы, накренился так, что, казалось, вот-вот опрокинется и вывалит покойника, но как-то выровнялся, поднялся вверх и повис чуть повыше пояса Генри Сомса. Рыжий высокий могильщик пошел к кабинке и отвел грузовик на несколько футов, а потом вернулся, и они вместе со вторым могильщиком качнули гроб и поставили в кузов. Старик махнул рукой.
— Ну, все в порядке, — сказал он. Он был возбужден и доволен, словно провернул всю эту операцию собственноручно. — Видела, как у них ловко вышло, верно Хесси?
— Хвала богу, — всхлипывая, сказала она. Старик сразу помрачнел и сердито отмахнулся от нее рукой.
Могильщики подтащили длинный, облепленный землей гроб в переднюю часть кузова и прикрепили его цепью, а потом спрыгнули вниз и снова взялись за лопаты. Теперь они засыпали могилу. Старики медленно приблизились к грузовику посмотреть на гроб.
Джимми спросил:
— Там внутри мертвый?
Генри кивнул.
Старик поглаживал борт грузовика.
— Я любил этого мальчика больше… — начал он, но замолчал, как будто потерял нить мысли.
— Можно на него посмотреть? — спросил Джимми.
Генри покачал головой.
— А они будут на него смотреть?
— Не знаю.
Старуха плакала, ломала руки.
— Мы всю жизнь любили тебя, Бобби.
Старик смущенно сказал ей:
— Замолчи. — Потом и сам, как видно с облегчением, заплакал. Он стоял и поглаживал старуху по плечу.
Джимми вдруг засмеялся.
— Они смешные, — сказал он.
Генри озабоченно и хмуро оглянулся на него и быстро проговорил:
— Нет, не смешные, Джимми. Когда ты вырастешь…
Рыжий могильщик брезгливо сказал:
— Они просто жалкие, сынок. — Он даже не взглянул в их сторону.
— Неправда, — сказал Генри. Он закусил губу и удержался, не сказал больше ни слова.
Рыжий криво усмехнулся про себя, но Генри сделал вид, будто не замечает.
Они вернулись к могильному камню, возле которого стояла машина стариков, — Генри оставил там винтовку и парусиновый мешок с убитым кроликом. Было уже около полудня. Кэлли, наверно, беспокоится. «Я не заметил, что уже так поздно, — подумал Генри. — Прошу прощения».
— Можно я посмотрю? — приставал Джимми.
— Нет, нельзя, — ответил Генри. — Я тебе уже сказал.
— Ты мне ничего не разрешаешь. — На этот раз он всхлипнул.
Старики плелись обратно по траве, все так же опираясь друг на друга и, казалось, не продвигаясь ни на шаг.
— Ты меня не любишь, — сказал Джимми. Он заплакал.
Генри стиснул челюсти, но, взглянув мальчику в лицо, он со всей определенностью увидел, что, хотя и причина ничтожна и слова смешны, ребячье горе — настоящее горе, несправедливость ужасна, незабываема, и, нагнувшись к мальчику, сказал:
— Ну, будет, Джимми. Я тебя люблю, ты знаешь. Хватит плакать.
— А я тебя не люблю, — сказал Джимми, глядя в сторону и ожидая, что же дальше.
Генри печально улыбнулся и протянул руку к его плечу.
— Бедный фантазер, — сказал он.
Он утомился, а до дома еще далеко. Он подумал, как славно было бы хоть ненадолго прилечь тут и отдохнуть.
