01 декабря 1939 г., ближе к полудню
— Здравствуйте, сэр! — начальник Второго отдела Генерального штаба Войска Республики Обеих Народов, полковник Йожеф Смоленский, встал, чтобы поприветствовать гостя. — Как добрались?
— Спасибо, отвратительно, — ответил с сильным акцентом молодой мужчина. — Погода не слишком располагала к перелетам, однако я здесь.
— Ну, все хорошо, что хорошо кончается, — улыбнулся полковник. — Позвольте представить вам пана Харашкевича, именно с ним вам и предстоит работать.
Из-за стола поднялся еще один офицер и протянул руку для приветствия.
— Давайте по-простому, — произнес он. — Эдмунд. Курирую деятельность «Прометея» в СССР.
— Ян, — улыбнулся гость и крепко пожал руку Харашкевича. — Только не подумайте, что это назначение я получил из-за имени.
— Господа, давайте обсудим некоторые основные моменты нашего сотрудничества. — Смоленский жестом пригласил присаживаться, и, когда его гости заняли свои места за столом, спросил: — Так чем конкретно Экспозитура[40] может помочь МИ-6? Я, сказать по правде, удивился просьбе мистера Мензиса о содействии.
На самом-то деле, конечно, ничему он не удивился. После громкого провала английской Секретной разведывательной службы в Венло и полного разгрома Абвером ее голландского отделения «Z», акции SIS в глазах коллег сильно упали в цене. То, что когда-то о инциденте Венло читал Карл Геббельс, знать господа шпионы не могли.
— Сейчас, когда СССР вступил в войну с Финляндией, было принято решение активизировать подрывную деятельность организации «Прометей» в Советах. Даже если отбросить то, что это детище Пилсудского, помощь Экспозитуры и Дефензивы[41] будет в этом отнюдь не лишней. Однако, есть и еще один нюанс. Мы обратились в Парижское бюро «Прометея» для консультаций о возможном взаимодействии. Там нам ответили, что у них практически не имеется опытных и авторитетных людей для действий в Белоруссии и Украине. Поскольку это область непосредственных интересов Речи Посполитой… — английский (а чей же еще?) разведчик развел руками.
— Значит, вождь украинских националистов вам нужен? — Смоленский повернулся к Харашкевичу. — Найдется у нас такой?
— Желательно, чтобы личность была поодиознее, — вежливо улыбнувшись, добавил англичанин.
— Пожалуй, найдется кандидат, — после некоторого молчания ответил Эдмунд. — Некто Степан Бандера. Правда, он в пожизненном заключении.
— У кого? — спросил полковник.
— У нас, — усмехнулся Харашкевич. — Есть за что. Отпустить мы его не можем – в Сейме не поймут. Инсценировать смерть – тоже не лучший вариант. После начала акций он будет засвечен, поскольку Бандера боевик, а с агентурной работой не знаком, и к нам возникнут неприятные вопросы о методах подъема покойников из могил.
— Понимаю, этакий Бонн. Йозеф Бонн, — кивнул Ян.
Все трое разведчиков улыбнулись. Нашумевший «шпионский фильм» фрау Рифеншталь был столь далек от реалий, что у профессионалов ничего, кроме улыбки, вызвать не мог. Ну, баба – что с нее взять?
— И действовать будет соответствующе, как и положено дилетанту, — продолжил британец. — А если устроить ему побег?
— Это можно, — кивнул Харашкевич. — Однако, если я правильно понимаю ваши замыслы, делать это от имени Экспозитуры будет несколько… Недальновидно. Не за что ему нас любить. Что, если побег ему устроит МИ-6, или даже французское Второе Бюро, после чего возьмет, так сказать, под свое крылышко? Ну, и в разработку, разумеется, но уже совместную.
Полковник Смоленский с интересом поглядел на британского коллегу.
— Это приемлемо, мистер Флеминг?
Берлин, Вильгельмштрассе, 77
01 декабря 1939 г., около двух часов дня
— Слушай, Гейнц, ты не знаешь, что творится? — негромко поинтересовался Федор фон Бок у сидящего рядом командира XIX армейского корпуса.
— Ждем начала совещания у фюрера, — хмыкнул Гудериан, оглядев полную генералов приемную Гитлера. Новое назначение он получил еще в августе.
— Спасибо, — хмыкнул фон Бок. — В жизни бы не догадался. Я, как бы сказать, несколько о другом. Имел тут давеча беседу с генерал-инспектором войск СС, так тот от счастья чуть ли не на ушах ходит.
