Однако для сплочения жителей таких разных районов, как Гронинген и Брабант, в единую нацию требуется что-то большее, чем просто формальное объединение. Существуют страны, например Франция, в которых понятие «нация» может быть определено достаточно объективно благодаря таким общим признакам, как язык, религия, раса, территория. В Нидерландах, отличающихся большим многообразием, как и в США, понятие нации намного субъективнее. В 2007 году наследная принцесса Максима вызвала некоторое смятение, когда в одной своей речи заметила, что «нидерландцев» не существует. О нидерландском «народе», учитывая все оставшиеся здесь римские, галльские, германские и скандинавские корни (я уж молчу о многочисленных и масштабных миграционных потоках, которые знала страна), действительно трудно вести речь. В такой ситуации формирование нации не является само собой разумеющимся процессом. Для этого, безусловно, необходима определенная воля. Другими словами, должно возникнуть «сообщество одной судьбы», сообщество, которое совместно переживало бы радости и горести и члены которого каждый раз решали оставаться вместе. Эти совместно переживаемые подарки и удары судьбы представляют собой, как метко выразился амстердамский историк Пит де Рой, «неразрывное сплетение случая и индивидуальной воли, злого умысла и безрассудства».
С этой точки зрения началом формирования нидерландской нации следует считать в первую очередь знаменитое Восстание — бунт против власти испанских Габсбургов, послуживший импульсом для так называемой Восьмидесятилетней войны, в результате которой появилась независимая Республика семи соединенных провинций. Это было также тем периодом истории, когда впервые ярко проявились некоторые типичные особенности нидерландского общества:
— активная и быстрая урбанизация и связанное с ней стремление к гражданской свободе — основа республики;
— рассредоточенная и децентрализованная государственная власть, которой, впрочем, иногда приходилось принимать решения по таким общим вопросам, как война и постройка плотин: искусство политики состояло прежде всего в умении сторон убеждать друг друга и искать компромиссы;
— многообразие городов и районов также и в религиозном отношении: в противоположность многим другим европейским странам здесь не было ни одной настолько сильной группы, чтобы навязывать другим группам свой (религиозный) порядок, — ситуация, которая может оставаться жизнеспособной только благодаря высокой степени толерантности. Постепенно эта необходимость была возвышена до добродетели;
— успех республиканского восстания, отсутствие короля в качестве посредника между Богом и гражданином и возникшая отсюда идея «избранного» народа, утерянного колена Израилева, «путеводной» страны, примера для остального мира.
Жизненно важным моментом для Восстания стало 26 июля 1581 года, когда Генеральные штаты Северных Нидерландов формально разорвали отношения с испанским королем Филиппом II.
Текст «Plakkaat van Verlatinghe», или «Акта об отделении», позже послужит источником вдохновения для американских «отцов-основателей», когда в 1776 году они сочиняли свою Декларацию независимости. Для Нидерландов 26 июля было действительно началом. С этого момента страна продолжала свой путь самостоятельно и воистину как «сообщество одной судьбы».
Восстание в Нидерландах можно определить как освободительную войну, как гражданскую войну между протестантами и католиками (один из наших учителей на уроках истории регулярно маршировал по классу, распевая песню гёзов: «Бей в барабан!»), как борьбу культур, борьбу между утонченными манерами феодальной элиты и вошедшей в поговорку неотесанностью нидерландских горожан — впоследствии в облагороженном виде превратившейся в голландскую «простоту» и «искренность», а также как вышедший из-под контроля конфликт по вопросу о налогах. Все это верно или отчасти верно. Но общенациональным движением сопротивления чужеземным захватчикам Восстание не было точно и не воспринималось таковым никем из участников. По крайней мере, в начальной стадии.
Нидерландская нация, независимая Республика семи соединенных провинций ни в коей мере не была логичным и заранее спланированным результатом. Более того, после отречения Филиппа II Генеральные штаты сразу же занялись поисками иностранного монарха, который смог бы управлять страной. Что это можно делать самим, без короля, первоначально почти никому не приходило в голову. Только когда поиски не увенчались успехом, нидерландцы, отчаявшись, выбрали республиканскую модель со статхаудером из рода Оранских в качестве суррогатного монарха.
