Как только окончилась демонстрация пианистической виртуозности, многие удалились с подчеркнутой, как мне показалось, поспешностью. Но кое-кто из дам медлил уходить, и их познакомили с мистером Коксом. Его манера представляться дамам заинтересовала меня. Каждой из них он отвешивал утрированно низкий поклон, закрывая при этом глаза и плотно сжимая губы, будто проделывал некое особо сложное гимнастическое упражнение, и так тряс головой, что пряди длинных жидких волос стремительно летели вперед. Затем вдруг, словно лев, взмахивающий гривой, он откидывал голову назад и выпячивал челюсть со всей агрессивностью человека, умеющего показать товар лицом, — волосы снова отлетали назад, а мистер Кокс выбрасывал вперед длинную костлявую лапу и принимался усердно трясти ею руку своей жертвы; коварно похохатывая, он говорил при этом:
— Оч-чень рад. Ка-анцерт вам понравился, надеюсь?
Что пели ему в ответ сирены, мне так и не довелось узнать, потому что рядом со мной вдруг вынырнул откуда-то Рэндл, мой приятель-американец.
— Ну, Брэйзуэйт, как? — спросил он.
— Удивительное исполнение, — пробормотал я. — Признаться, никогда не слышал ничего подобного.
— А что я вам говорил! — обрадовался он, истолковав мои слова как выражение восторга. — Шарлемань умеет показать товар лицом. Знает, как надо обработать этих олухов. Я хочу вас познакомить. Мне думается, это как раз то, что вам нужно. Может, Шарлемань вам еще пригодится. Да что и говорить, нет у вас, англичан, умения показать товар лицом, тут вы даете маху. А у нас есть что показать, и мы знаем, как это делается. Я хочу, чтобы вы поладили с Шарлеманем. Вы мне нравитесь. Нет в вас этого британского зазнайства. И Шарлеманю вы понравитесь, уверен. Мы вас возьмем в работу. Ну как, познакомить?
Плененный стремительным красноречием мистера Рэндла, я чуть было не воскликнул: «Ну, разумеется!», но вовремя вспомнил, что моя роль — роль скромного британца, который нуждается в том, чтобы его «взяли в работу», и сказал:
— Весьма признателен и почту за честь…
Милейший мистер Рэндл повлек меня к высокому алтарю, где неподражаемый Шарлемань «показывал товар лицом» перед группой дам, пребывавших в некоторой растерянности, но явно польщенных вниманием гения.
— Прошу прощения, мистер Кокс, — обратился к нему Рэндл. — Одну минуту.
— Оч-чень рад, — заученно произнес мистер Кокс.
— Хочу представить вам своего приятеля, мистера Брэйзуэйта. Рьяный ваш поклонник, просто спит и видит, как бы с вами познакомиться.
— Он dong le mouvemond?[8] — спросил мистер Кокс надменно.
— Поэт — пишет для «Нового глашатая» еженедельные обзоры артистической жизни Лондона.
Мистер Кокс схватил мою руку.
— Оч-чень рад познакомиться, мистер Брэйзуэйт!
Тут я почувствовал, что действительно ни в малейшей степени не владею искусством показывать товар лицом, ибо решительно не знал, что сказать мистеру Коксу, и смог только промямлить что-то вроде: «Почту за честь, смею уверить…»
— Так вы поэт, а? — спросил мистер Кокс.
Я запротестовал против узурпации этого наипочтеннейшего звания, но признался, что иной раз пробую писать стихи.
— Поэту в нашем мире приходится пропахивать очень и очень длинную борозду, — заявил мистер Кокс, преподнеся это изречение как плод собственных размышлений и зрелой мудрости. Но позже я выяснил, что в Америке, на Среднем Западе, это одно из самых ходовых выражений.
— Еще бы! — сказал Рэндл.
И оба они возликовали по поводу очень и очень длинной борозды, какую приходится в нашем мире пропахивать бедняге поэту.
— Вольтер стал миллионером, — начал я робко.
— В наше время вся эта средневековая чушь не в ходу, — сообщил мне конфиденциально мистер Рэндл. — Старье. Вольтер отличный малый, но живи он в двадцатом веке, ему тоже пришлось бы научиться показывать товар лицом.
Мистер Кокс, очевидно, утратил интерес к разговору, как только мы отклонились от темы о его особе. Он довольно круто повернулся к нам спиной и возобновил беседу со своими титулованными овечками. Но от Рэндла не так-то легко было отделаться. Едва мистер Кокс в сопровождении двух дам — слева и справа от него — шагнул к двери, как мистер Рэндл бросился ему наперерез. Я не слышал, что именно говорил Рэндл, но в ответ мистер Кокс тряхнул волосами, кашлянул и с величавым видом произнес во всеуслышание:
