Краем глаза, стоя к ним вполоборота, он видел Занозу и Виолет в его плаще. Оба вампира старательно не смотрели в их с Лэа сторону. И, наверняка, слышали каждое слово. А Заноза еще и чувствовал все. Каждую эмоцию.
Спросить бы у него, Лэа сейчас так же больно? Но и так понятно, что нельзя и сравнивать. Лэа хуже. Она за свои двадцать восемь лет в первый раз призналась в любви. Она всю жизнь боялась боли, которая может последовать за признанием. И ничего, кроме боли, не получила.
Но как по-другому? По-другому — это та же боль, только растянутая во времени. Прежний Мартин согласился бы на это, был бы рад, выискивал бы в той боли, ноющей, бесконечной, крохи радости и убеждал себя, что так и должно быть. И верил бы сам себе. Нынешний Мартин научился рассуждать как обчитавшийся романов семнадцатилетка. Все или ничего. И решать лучше сразу. Одним ударом.
Демоны тоже не чужды милосердия. Демоны, которых старательно воспитывают выросшие на комиксах вампиры.
* * *
Алекса из города так просто не отпустили. Наверное, не каждый день на Тарвуде стирали с лица земли городские кварталы, и не каждый день незнакомые ирландцы приносили в замок бессознательную правительницу острова. События сочли из ряда вон выходящим, и долгие два часа донимали его вопросами. Больше похожими на допросы. Начал дворецкий княгини, продолжил начальник полиции, полковник Табриз, позже к нему присоединился командир гарнизона Мейцарк, тоже, кстати, полковник. Мейцарк, к счастью, был свидетелем основных событий, к тому же, знал всех участников, и за десять минут смог внести в ситуацию больше ясности, чем Алекс за два часа. Ну, а потом пришел Мартин (к тому моменту Алекс уже знал, что «Мартин» — это имя, а фамилия у него Фальконе, но как привык называть, так и продолжил) и рассказал, как все было на самом деле.
Алекс слушал с не меньшим интересом, чем оба полковника.
— Я не могу понять одного, — заметил Мартин под конец, — Заноза бил эмоциями по площадям, накрыло всех, кроме меня, так почему ты не убежал, как остальные?
— Но ведь со мной были леди, — удивился Алекс.
— Зеш, — сказал Мартин. — Ты что, англичанин?
Странный вывод. В высшей степени странный.
— Я ирландец, — ответил Алекс с достоинством.
— Хрен ли разницы?
Алекс учел вопиющее непонимание Мартином политической и национальной ситуации в Соединенном Королевстве, и не стал вдаваться в подробности.
Между прочим, леди, которых он защищал — Лэа и Калимма — тоже не поддались страху, но почему-то это ни у кого удивления не вызвало. Конечно, Лэа — ирландка, с ней все понятно, но леди Калимма вполне могла испугаться. Однако и у нее никто не спрашивал, почему она не убежала.
Вернувшись на «Граниэль» Алекс вынужден был все с самого начала пересказать Беране. Та уже чувствовала себя на шхуне как дома, моментально освоилась. Выяснилось, что она выросла в Гибралтарском порту, и все детство провела на море. Берана сказала «все детство и юность», но в ее неполные двадцать заявление насчет «всей юности» выглядело слишком смело.
Голем оказал ей услугу, когда избил и выкинул в окно. Берана не смогла участвовать в побоище, не попала под взрыв, и не наскребла на свою голову больше приключений, чем та могла бы выдержать. Ни на голову, ни на другие части тела. Выздоравливала она, правда, на удивление быстро. И на «Граниэли» ей с каждым часом нравилось все больше. И, что хуже всего, Алекс начинал понимать: спасением принцессы история не заканчивается, а только начинается. Вопросов-то появилось больше, чем ответов.
А пока Берана поправлялась, он честно собирал сведения обо всем, что происходило на острове. Обо всем, о чем мог узнать, будучи вхож и в замок, и в таверну Мигеля Лоче, и в Адмиралтейство.
Совместная операция полиции и гарнизона, включавшая в себя три этапа: арест коррумпированных полицейских, эвакуацию мирного населения из Блошиного Тупика и захват обитающих в тупике банд, из-за взрыва, уничтожившего Тупик, превратилась в двухэтапную, потому что банды сдались сами. Куда им было деваться, когда они, до смерти напуганные, оказались на стеклянном поле внутри магических защитных куполов, бок о бок с солдатами Гарнизона?
