Дни мои, словно сговорясь, продолжали издеваться надо мной, продолжали баловать меня подарками, к которым я, в общем-то, не имел никакого отношения, и всё же приучили меня желать и принимать их как должное.
Я уже знал, что завтра меня дожидается сказочный ледяной дворец, за ним — бразильский карнавал, и дрессированные мартышки; потом меня поджидало ток-шоу на телевидении, и всё это в компании с той девчонкой, которую я, якобы, спас; потом аквапарк, потом какой-то концерт, и клубничный торт, испечённый в мою честь по оригинальному рецепту…
Дальше всё тонуло в тумане, откуда я очень боялся услышать голос Борьки-Цимеса, кричащего на весь мир о моём обмане.
Но с ещё большим ужасом я ждал возвращения папы.
На телестудию мы поехали в комфортном мини-автобусе. Нас посадили рядом и за всю дорогу мы ни разу не обратились друг к другу; я, отвернувшись, смотрел в окно.
Нас подвезли прямо к входу, но в вестибюле фойе нас никто не встречал. Выяснилось, что мы приехали на час раньше назначенного времени. Тогда нас повели в кафе и усадили вдвоём за один столик. Нам принесли пирожное и сок, но я ничего не хотел, я изнывал от одной только мысли, что мне опять предстоит рассказывать, как я «шёл по берегу Вилюйки и случайно увидел, как у берега что-то сильно полощется, тогда я подумал, что это, наверное, утки и подошёл поближе, чтобы посмотреть, и увидел, что это девочка, она захлёбывалась…»
— Я же не спасал тебя, ты же знаешь.
— Ну и что, — сказала тихо она.
— Я больше не буду всё это рассказывать. И врать… — сказал я.
Она посмотрела на меня испуганными глазами.
— Сама всё рассказывай, а я не хочу и не буду.
— Ужас… — девочка зажмурилась.
— Ну и пусть!
— Не надо, — сказала она, — ну пожалуйста!
— Сама про меня ври, если тебе так хочется.
— Я прошу тебя мальчик… я тебя очень прошу!
— Да? А я что ли опять буду всем говорить, как я тебя тащил, да?
— Ты не знаешь, что тогда будет! Мне же никто не поверит…
— Ну и ладно.
Девочка щурилась, пытаясь разглядеть меня.
— И можешь не смотреть на меня, — отвернулся я.
— А думаешь, мне самой легко врать, да? Как я пошла, как заблудилась, как провалилась, про какого-то мальчика?.. Мне может в сто раз больше тебя врать надо!
— Почему? — не понял я.
— Потому, — она опустила голову, — потому что я тоже там не была, на речке…
— А ты что, — опешил я, — ты разве не тонула?
Она мотнула головой.
— Вот это да! — вырвалось у меня. — А зачем же ты про это врала?
— Из-за дедушки.
— Какого дедушки?
Тут только я вспомнил, что действительно видел рядом с ней какого-то деда. Я помню, он даже подходил ко мне, и что-то говорил мне о рыцарях. Он показался таким весёлым и почти совсем не старым…
— Я тебя умоляю, мальчик, миленький, не выдавай меня, а то он откажется от меня.
— Кто? Твой дедушка?!
Девочка уронила голову на руки, я ждал, что она вот-вот заплачет.
За соседним столиком на нас обратили внимание, мама перестала говорить с Ириной Анатольевной из детдома, и подошла к нам.
— Что с тобой, Ариночка? — спросила она. — Что-нибудь случилось у вас? Вы не поссорились?
— Нет, нет, всё нормально, — сказали мы в один голос.
— Ну, хорошо, сидите, — улыбнулась мама и вернулась к Ирине Анатольевне.
— Раньше он не был моим дедушкой, — сказала девочка, и я услышал от неё совершенно невероятную историю.
Деда звали Василий Егорыч.
Но вообще-то все в детском доме называли его Кагорыч, потому что у него была такая привычка — лечиться от кашля «Кагором». Ещё у него была привычка приносить по церковным праздникам полную коробку с пряниками. Придёт во двор и кричит: «С пряничком, с пряничком — с Божьим праздничком!» Угощает и всем говорит: «Бери два, — один оставишь, другой подаришь.» Так всем всегда по два и доставалось. И все знали, что он полковник, только в отставке, потому что он пошёл помочь Ирине Анатольевне принести краску из магазина, и его окатила машина «УАЗик»; она его забрызгала с головы до ног, а из неё выскочил капитан в погонах и стал его отряхивать и говорить: «Простите, товарищ полковник, я не нарочно!»
