— На Гавайях, а? Очень хочется посмотреть на курорт, бывший русским, а ставший американским. Как Аляска, только история другая. Я здесь журнальчик почитал, пишут, что еще должны сохраниться остатки Елизаветинской крепости, построенной русским немцем Шеффером. Взглянем? Перл-Харбор опять же. Корабли-авианосцы-линкоры всякие. Живая история. Единственное место в США, что пострадало от войны.
Я был настолько замучен дорогой, что не стал с ним спорить, и еще через три дня мы оказались в самолете «Дельта Эйрлайнз», следующем до Сан-Франциско. А там была быстрая пересадка на стыковочный рейс Pan Am, чья показная роскошь подтверждала сплетни о том, что все пилоты там едва ли не наследные принцы, а стюардессы — переманенные из глянцевых журналов фотомодели. Спустя восемь часов, семь из которых я бездарно проспал, мы приземлились в Гонолулу — столице пятидесятого американского штата, что находится в самом центре Тихого океана. На берегу, который последним на нашей планете прощается с Солнцем.
Еще в Луисвилле Захар заказал нам два двухместных номера в Ocean Resort — двадцатиэтажном отеле почти на берегу океана. Мне достался с видом на горы, ему — номер напротив, с видом на пенный прибой. Сойдя вниз, я насчитал сто двадцать шагов по извилистой аллейке от отеля до океана.
Если не считать проблемы с часовыми поясами — вставали мы по местным меркам очень рано, а ложились, когда приличные гавайцы еще только собирались ужинать — все остальное было просто замечательно. Вполне приличная еда со смешными названиями — вроде локо-моко. Бесконечно много фруктов, травок, соусов и приправ создавали тот особенный букет, что запоминается навсегда и сильно нравится женщинам. Но и для нас кое-что нашлось. Особенно пришлись по вкусу шашлык из тунца и жаркое из рыбы махи-махи.
Я всю неделю пролежал на пляже, попивая коктейли, хотя мне и говорили, что сезон уже кончился и ничего хорошего от такого лежания ждать не стоит. Но так уж вышло, что обычных для этого времени года дождей не случилось, было умеренно тепло, впрочем, здесь всегда плюс семьдесят семь по Фаренгейту: я успел слегка подвялиться и ненадолго забыть о делах, оставленных в Луисвилле.
На стоящей у берега спасательной вышке добрейший парень Джон — гаваец, лысый и бородатый — ежедневно по нескольку раз пугал меня ожиданиями цунами и тайфунов. Он вглядывался в небо, прикладывал то бинокль к глазам, то ладонь к бровям, находил какие-то тайные знаки, о которых ему «старики говорили», и предлагал мне взять в аренду спасательный жилет — на всякий случай. Но вода была тиха и покойна — будто нарочно издевалась над его страхами. И сотни запахов, доносившихся вместе с ветром с гор, сводили с ума, создавая незабываемую объемную картину рая на земле: цветы, жареная рыба, бриз и свежесть океана. Никакого сравнения с суетой на заваленном водорослями побережье Черного моря под Анапой — единственного курортного местечка (если не считать кратковременного пребывания на Кубе), где мне довелось побывать прежде.
Природа, местные колоритные напевы, ежедневные экскурсии, музеи, мемориалы и ресторанчики — все досталось Захару. Он ходил в зоопарк, где фотографировался с бегемотами и крокодилами, обследовал всю береговую линию пляжей Вайкики — от нашего Капиолани до далекого San Souci, побывал в вулканическом кратере Алмазная голова и еще в десятке мест, от каждого из которых остались подробные фотоотчеты. Огромную часть его памятных фотографий составляли разноцветные рыбы, шевелящие плавниками в прозрачной воде — и не дай бог тронуть хоть пальцем эту растопырившуюся симпатягу — наказание со стороны властей будет быстрым и неотвратимым! Захар говорил, что три месяца тюрьмы за прикосновение дают автоматически. Если рыба захочет потрогать человека — ей можно, а наоборот — нет. Из поездки на затонувший линкор «Аризона» Майцев привез копию кинопленки, снятой неизвестным оператором при налете японцев на Перл-Харбор. Он летал на самолете над действующими вулканами и опускался в океан в стаю акул — в клетке, конечно, безопасно с гарантией, но я бы все равно от подобного развлечения поостерегся.
