— А почему голова забинтована?
— Мы там проводку чинили, товарищ командир, Иванов наверху стоял с паяльником, а я внизу стремянку держал. Вот олово с паяльника мне сюда и накапало.
— Та-ак… Ну и что же ты тогда сказал?!
— Сейчас вспомню, товарищ командир. Во — я сказал: „Рядовой Иванов, неужели вы не понимаете, что расплавленное олово с вашего паяльника капает мне прямо на голову, вызывая ожоги третьей степени“».
Я-то могу поверить, что наши доблестные воины всегда отвечают точно по Уставу. Но поверит ли читатель, особенно тот, кому хоть раз в жизни попало на голову расплавленное олово?
Жизнь наша сложна, тяжела, а во многом и нечиста. В недрах личности накапливаются не только духовные богатства, но и духовные отбросы: страх, униженность, подавленный протест, бессильная злость, зависть, тщеславие, торжествующая подлость, оплеванное чувство справедливости. И всю эмоциональную грязь человек стремится выбросить из души — грязными же словами. Вроде рвоты после отравления.
Миллионы россиян не пьют валерианку и не балуются реланиумом. Для них мат — единственный бесплатный транквилизатор, по результативности уступающий разве что водке: пристроил к фразе два дополнительных этажа, и, вроде бы, полегчало. Убери скверное слово — и чем наши соотечественники станут спасаться от стресса? Дракой, убийством, самоубийством? Пусть уж остается все, как есть, до той благословенной поры, когда, Бог даст, душевная боль исчезнет вместе с поводами для нее.
Вот только по дороге к этому благостному времени не задохнуться бы в заблеванном мире…
Пригласили в музей Булата Окуджавы: творческая встреча. Как всегда — поразительная аудитория, наверное, лучшая в России. Жадные и лживые Окуджаву не любят.
После встречи вдова поэта Ольга Владимировна попросила остаться на чай. Святая российская традиция — без последующего домашнего чаепития даже самый яркий вечер не полон. Разговор о разном, больше всего, естественно, о литературе. Оля говорила, что талант всегда пробьется, и ничем его не остановишь. Не пробился — значит, не талант. Кто-то вспомнил Шостаковича, который наперед видел все, что обязан был написать. Его хвалили, поносили, вновь хвалили, а он работал и работал, словно выполнял кем-то заданный урок — и ведь выполнил!
Потом Оля сказала, что Булату необычайно повезло. Ведь должны были посадить — сын двух врагов народа! — а не посадили. Вполне могли убить на войне — не убили. Словно кто-то заботился, чтобы талант успел выразить себя.
В чем-то, конечно, правильно: жизненная стойкость обязательно входит в понятие таланта. Сколько богато одаренных людей не сломила страшная эпоха! Сквозь тюрьму и зону прошли Дмитрий Сергеевич Лихачев, Варлам Шаламов, Юрий Домбровский, Александр Солженицын, Юрий Давыдов, Борис Чичибабин, Иосиф Бродский. А Ландау, а Туполев, а Королев? И ведь все состоялись, еще как состоялись!
И все же мне трудно поверить в оптимистический тезис. Каждый год весенние разливы и летние ливни размывают тысячи забытых могил, да и не могил даже, а просто ям, куда бросали убитых в боях, расстрелянных, умерших с голоду в гитлеровских и сталинских лагерях. Общий счет идет на миллионы. Кто знает, сколько среди них было Лихачевых, Шаламовых, Туполевых?
Да, почти наверняка талант пробьется. Но — если его не убьют раньше. Погибни Пушкин не в тридцать семь, а в девятнадцать, сразу после «Руслана и Людмилы», как бы мы его отделили от автора «Конька-горбунка»? И, подумать страшно, какой была бы вся наша последующая словесность? Состоялась бы великая русская классика без мощного пушкинского фундамента?
Я всю жизнь, с полугода, живу в России. Но родился в Киеве. И родные там, и друзей полно, и пьесы мои шли в тамошних театрах, и фильмы на их киностудиях снимались. Так что не могу я быть равнодушным ко всему, что происходит в Украине.
А теперь вопрос: это мое неравнодушие Украину к чему-нибудь обязывает? Ответ — ровно ни к чему. И мое отношение к киевским властям или одесским анекдотам мое сугубо личное дело. Ведь украинцам тоже не нравится многое из происходящего в России. И что — из-за этого мы хоть на градус меняем свою жизнь?
