Но как же он все-таки красив… Ива как завороженная любовалась нависшим над ней мужчиной, а потом вдруг поняла, что не сможет дальше жить, если прямо сейчас к нему не прикоснется или не отстранится. В конце концов, это ее дом и командует здесь она.
– Я как раз варила кофе. Тебе налить?
– Я пришел не за кофе.
– А зачем? Да еще с таким лицом, от которого молоко разом прокиснет?
Данте стиснул кулаки.
– Ну и чего ты этим надеешься добиться? Думаешь, сможешь уложить меня в постель?
– О чем ты?
– А то ты не знаешь?
– Не знаю.
– Хочешь сказать, что не имеешь ни малейшего представления, почему уже весь Интернет пестрит новостями, что мы с тобой помолвлены и скоро поженимся?
Ива почувствовала, как кровь отлила от лица.
– Нет, конечно. – Она прижала руку к губам. – Если только не…
– Так все-таки знаешь?
Может, все это сон? Ну пожалуйста, пусть это будет сон. А стоит моргнуть, и все исчезнет…
Но, разумеется, Данте и не думал исчезать, да еще и смотрел так, словно бы с радостью придушил прямо на месте.
– Я… Я разговаривала о тебе с сестрой, точнее, она меня допрашивала. Хотела знать, насколько у нас все серьезно, я по возможности отделывалась общими фразами, но нас подслушала двоюродная бабка и сразу заговорила про свадьбу, ну а я… я не стала с ней спорить.
Данте прищурился.
– И почему же?
Почему?
Разве это не очевидно? Впервые в жизни она почувствовала, что живет настоящей жизнью, а не просто подглядывает в окошко. Она сама придумала себе сказку и по глупости начала в нее верить.
– Я не думала, что возникнут какие-то осложнения. Мне жаль.
– Тебе жаль? – переспросил он недоверчиво. – Думаешь, достаточно промямлить извинения и все встанет на свои места? Мой помощник все утро отвечал на звонки, а парижский офис штурмуют репортеры. Со мной разорвал сделку партнер, что весьма ревностно охраняет свою частную жизнь, а на меня уже начали охоту папарацци.
– А ты не можешь… просто заявить, что это неправда?
Данте старательно вглядывался в ясные серые глаза.
– Ты действительно думаешь, что все так просто?
– Можно сказать… я не знаю… что я пошутила?
Данте разом посуровел.
– Можно было бы все отрицать, но один дотошный пройдоха успел позвонить деду на Лонг-Айленд и узнать его мнение. И, несмотря на разницу во времени, дед страдал от бессонницы, скуки и боли и с удовольствием ответил на звонок. И поэтому… – Данте явно сдерживался из последних сил, – поэтому старик уже успел мне позвонить и сказать, как рад, что я наконец-то успокоился и остепенился. Сказал, что ты красавица и из хорошей семьи. Я ждал возможности возразить, что между нами ничего нет, но возможность так и не подвернулась. Точнее, дед мне ее просто не оставил.
– Данте…
– Не смей меня прерывать, пока я не закончил, – прорычал он. – Моральный шантаж никогда его не смущал, да и вообще он всю жизнь так добивался желаемого, поэтому он не забыл добавить, как ему сразу полегчало, стоило услышать новости. Сказал, что уже очень давно так хорошо себя не чувствовал, и вообще мне уже давно пора жениться.
– Извини. – Ива нерешительно посмотрела на Данте. – Что я еще могу сказать?
Задыхаясь от переполнявшей его ярости, Данте сам себе поражался. Как он мог хоть на секунду забыть, каковы женщины на самом деле? Мало ему Люси было? Так называемый «слабый пол» ни перед чем же не остановится, чтобы добиться желаемого! И как же он легко забыл прошлые уроки, встретившись с мнимо скромной блондинкой со слезоточивой историей, что сумела уговорить его пойти на ту чертову свадьбу!
Глядя на дрожащие губы, он впервые в жизни понял, как можно наказать поцелуем. Потому что именно это он сейчас и собирался проделать. Чтобы наказать за то, что сорвала все его планы. Глядя на слегка порозовевшие щеки, Данте чувствовал, как напрягается его плоть, и сразу же захотел уложить Иву на кровать, навалиться сверху…
– Так ты одна из тех женщин, что пытаются из себя что-то изображать, чтобы казаться интереснее, чем есть на самом деле?
Ива так резко поставила чашку, что расплескала кофе на стол, но, кажется, даже этого не заметила.
– Ты не имеешь права так говорить.
– Почему? Потому что ты такая нежная и хрупкая, что мне даже правды нельзя сказать?