Но Ксингакс все же не потерял сознания. Своей рукой, позаимствованной у ночного охотника, он схватил Барериса за ногу, глубоко вонзив когти в его голень, и протянул в его сторону вторую, маленькую и высохшую. Таммит почувствовала, как в воздухе заструилась вредоносная сила.
Барерис вскрикнул. Его спина выгнулась дугой, но бард не упал. Через миг, когда боль стала слабее, он развернулся и принялся безостановочно наносить Ксингаксу удары, пока тот не затих и барду не удалось высвободить ногу из его окровавленных когтей.
Он заковылял к Таммит и державшей её твари. Гигантская голова завыла — звук этот был полон той же убийственной силы, что и последняя атака Ксингакса — но Барерис отразил его, пропев сильную, устойчивую, вибрирующую ноту.
Ползучая голова потянулась к нему своими артериями и кишками. Барерис, которому мешала раненая, истекавшая кровью нога, оборонялся, как мог. В то же самое время чудовище засунуло голову Таммит в рот.
И ещё раз она попыталась избавиться от своих нематериальных оков. Возможно, их ослабила смерть Ксингакса — её конечности дернулись. Теперь её удерживали только путы из липкой плоти.
Но ей уже не хватало времени на то, чтобы изменить форму. Напрягая всю свою сверхчеловеческую силу, она высвободила руки и повернула меч перпендикулярно гигантской пасти, чтобы его лезвие помешало бы ей захлопнуться.
Но монстр, не обращая внимания на тяжелую рану, которую клинок мог проделать в его верхнем нёбе, сомкнул челюсти. По вспышке боли в шее Таммит поняла, что её голова отделилась от тела. Она попыталась отрешиться от боли и ужаса, напомнив себе, что в прошлом подобные раны не становились для неё смертельными. Затем пульсирующее перистальтические сокращения втянули её голову внутрь чудовища, и она оказалась в чем–то, похожем на мешок. Во тьме мясистые жилы оплели её голову, щёки и брови и погрузились в её плоть, словно миноги.
Её сознание начало угасать. Несмотря на окружавшую её толщу плоти и костей, она услышала, как Барерис издал оглушительный боевой клич, почувствовала, как содрогнулась в ответ ползучая голова, а затем тьма окончательно поглотила её.
2–21 киторна, год Голубого Пламени
От вопля Барериса часть плоти слетела с головы мертвого великана, и его череп треснул. Мгновение спустя один из Пылающих Жаровен обрушил на чудовище поток пламени. Сорвавшись со стены, оно рухнуло на пол, где и осталось лежать неподвижной почерневшей дымящейся грудой.
Настолько поспешно, насколько мог, Барерис захромал в его сторону, но путь ему преградил желтоглазый ужасающий воин, а, когда он с ним расправился, его место занял гуль. Это напомнило барду, что, хотя больше всего на свете ему хотелось как можно быстрее добраться до чудовища и расколоть ему голову, вокруг все ещё кипела битва.
Хотя управились они довольно скоро. С гибелью ползучей головы оказалась уничтожена и последняя надежда защитников крепости, и они принялись разворачиваться и пускаться в бегство.
Оглядевшись, Барерис заметил валявшийся неподалеку боевой топор и разбил гигантский череп. В первый миг он испугался, что голова Таммит полностью растворилась в теле чудовища, но в конце концов, она обнаружилась в мешке из мясистой плоти.
Но ни рот, ни глаза её не двигались. Даже когда бард оборвал крепившиеся к ней усики и вытащил её оттуда, она выглядела столь же мертвой, как и гнилая плоть, из которой он её достал. Содрогнувшись, Барерис почувствовал, как в нем зарождается громкий стон.
Позади него раздался чей–то кашель. Обернувшись, бард увидел одного из Пылающих Жаровен. Несмотря на свою относительную молодость, этот священник, мулан по происхождению, довольно далеко продвинулся в таинствах своего ордена.
— Прошу прощения, капитан, — произнес он, — но ваша работа ещё не окончена.
Барерис сделал вдох.
— Да, — он протянул жрецу голову Таммит. — Ты — лучший целитель из всех, что у нас есть. Помоги ей.
Священник заколебался.
— Капитан…
— Это приказ!
Жрец взял голову.
— Я попытаюсь.
Прихрамывая, Барерис следил за тем, как идет зачистка крепости. В качестве подпорки он использовал копье. По покоям разносилось эхо молитв священников, а на стенах плясали отсветы созданного ими пламени. Их сила очистит это место, и более никто и никогда не сможет практиковать здесь некромантию.
