Воин поднял со стола глиняную чашку, которая каким–то чудом не разбилась и не расплескалась, и перевернул её. На землю вылилась водянистая коричневая жидкость.
— Крестьянам приказано оказывать отрядам зулкиров самый лучший прием, — произнес он. — И вот как они нам подают. Это же помои! Разве непонятно, что они припрятали всю хорошую еду для себя?
Аот вздохнул.
— Нет, идиот, это не так. В прошлом году урожай был скудным, а зима выдалась долгой и суровой, и вряд ли они успели начать весенний засев. Завтра они будут голодать, мечтая о той каше, которую предложили вам сегодня вечером.
Наездник сморгнул.
— Понятно… но мне–то откуда об этом знать? В любом случае, я почти уверен, что слышал, как один из них оскорбительно отзывается о Первой Принцессе.
— Да неужели?
— Кроме того, — продолжил солдат, — они всего лишь крестьяне. Простые раше… — слова застряли у него в глотке, когда он осознал, что не слишком–то мудро говорить подобные вещи своему командиру, учитывая его собственное сомнительное происхождение.
— Вы двое, — произнес Аот, — забирайте вашего идиота–дружка и выметайтесь отсюда. Вскоре я с вами разберусь. — Когда они исполнили его приказ, Аот повернулся к Барерису. — Полагаю, своими песнями ты сможешь успокоить девочку и залечить раны её родителей.
— Да, — произнес бард. Он использовал свои исцеляющие мелодии настолько эффективно, насколько мог, хотя успокаивающие и лечащие заклинания уже не давались ему так же легко, как раньше.
Когда родители опять оказались на ногах, а девочка сжалась в материнских объятьях, Аот принес им свои извинения и предложил горсть серебра. Наверное, отец семейства полагал, что здесь таился какой–то подвох, и поэтому отказался их взять. Выходя, Аот оставил монеты на столе.
— И каким же будет наказание, о котором ты говорил? — спросил Барерис. Как непосредственный начальник проштрафившихся солдат, именно он отвечал за поддержание дисциплины.
— Повесить ублюдков, — ответил Аот.
— Ты, наверное, шутишь?
— Они этого заслуживают. Но ты прав, Нимия меня самого вздернет, если я казню двоих её наездников лишь за то, что они жестоко обошлись с семейством фермеров, особенно если это произойдет накануне решающей битвы. Так что по пять ударов плетей каждому, но не сейчас. Пусть пока попотеют, а нам с тобой есть о чем поговорить.
— Как пожелаешь, — когда солдат вызвал их, они уже беседовали, но Барерис понял, что сейчас на уме у Аота было что–то более личное. Подтверждая эту догадку, боевой маг вывел его из селения. Когда офицеры проходили мимо, солдаты провожали их взглядами.
За скоплением домов и ферм находились поля и пастбища, теснимые холмистыми лугами, из которых состояла большая часть территории Туратароса. Барерис окинул взглядом ландшафт. Там, где солнце ушло за горизонт, вечернее небо все ещё отливало золотом, но наверху было угольно–серым.
Сегодня стало известно, что большая часть армии северян находится на марше далеко на северо–востоке, и даже их разведчики едва ли решатся настолько отдалиться от главной колонны. И все же осторожность не помешает.
Аот привел своего друга к небольшому загончику, огороженному треснувшими досками. Он был пуст, за исключением россыпи болезненно выглядевших поганок. Боевой маг уселся на забор, и Барерис последовал его примеру.
— Итак, — произнес Аот, — вот уже десять лет прошло с того дня, когда на границе Рассветных гор я повстречал вас с Зеркалом.
Отозвавшись на свое имя, Зеркало стал видимым. Возможно, он все это время находился где–то неподалеку. Мгновение призрак выглядел, как бард, затем — как Аот, а потом превратился в размытую серую тень с еле различимыми чертами лица. Воздух от его присутствия стал холоднее.
Аот поприветствовал духа кивком.
— Десять лет с тех пор, как мы начали сражаться с Сзассом Тэмом.
— Да, — произнес Барерис.
— Ты когда–нибудь думал, что однажды может наступить момент, когда будет пора остановиться?
Барерис склонил голову. Ему на глаза упала прядь волос, и он отбросил её наверх, мимолетно отметив, насколько спутанными и сальными были его патлы.
— Не понимаю, о чем ты.
