И тут песок стал таять, словно скрываясь в тумане. Черные скалы начали испаряться, превращаясь в клубы черного дыма. И сам дым уже рассеивался…
Затем — темнота, пустота и вихри, крутящиеся во всех направлениях сразу…
Барт Тисон ощущал мягкий поролон кушетки под безвольным телом, легкие покалывания в теле. Возвращались чувства.
Он открыл глаза. Над ним зависло вытянутое обеспокоенное лицо Ярмолинского.
— Ты в порядке, Барт? — по привычке произнес Ярмолинский.
— Конечно, Ральф, — ответил Тисон и улыбнулся, осознав, что может управлять мышцами лица. — Ведь пока еще Путешественники не терялись, а?
— Нет. Пока еще… — сказал Ярмолинский, лукаво улыбаясь.
Отъявленный пессимист Ярмолинский давно уже стал у сотрудников Проекта объектом шуток. Да он и сам, случалось, посмеивался над собой.
— Бодрее, Ральф, — сказал Тисон. — Рано или поздно это произойдет. Мы еще доставим тебе массу хлопот.
Теперь Тисон обрел полный контроль над телом. Он приподнялся и сел на край кушетки. Затем поболтал ногами, проверяя, как они слушаются.
— Что на этот раз? — спросил Ярмолинский, включая магнитофон.
— Ничего особенного, — ответил Тисон. — Красные тучи, желтая пустыня, черные скалы. Никакой растительности, никакой жизни вообще…
— По описанию похоже на Место, куда в прошлый раз попал Джек, хотя уверенности, конечно, нет.
— Ральф…
— В чем дело, Барт? — спросил Ярмолинский, заметив, как внезапно потемнело лицо Тисона.
— Оно снова там было, — тихо ответил Тисон.
— Ты что-нибудь видел?
— Нет.
— Слышал?
— Там никогда ничего не слышно.
— Запах? Вкус? Что-то еще?
— Нет! — дернулся Тисон. — Черт побери, Ральф, просто оно там было. Я, Место и оно. Чтобы понять, нужно самому стать Путешественником. Мне ясно одно: это нечто — не часть меня и не часть того Места. Вот все, что я могу тебе сказать, ибо это все, что я знаю.
— Чем оно может быть? У тебя есть какие-нибудь соображения?
— Зануда чертов! Мы даже не знаем, что такое Места! Планеты? Другие измерения? Иное время? Какой смысл предполагать, чем может быть оно?
— Успокойся, Барт. Ты ведь знаешь, все возвращаются. Наверное, у тебя это просто проявление какого-то побочного эффекта.
— Нет, Ральф, тут что-то другое. Послушай, я проделал тридцать шесть Путешествий. Тридцать два из них — обычные, если можно применить такое идиотское слово для описания Путешествия, но в четырех из тридцати шести случаев я чувствовал нечто. Нервы здесь ни при чем. Когда я там, то нутром чую, что оно — самое главное в Путешествии, и в то же время не могу приблизиться.
— Боишься, что ли? — спокойно спросил Ярмолинский.
Тисон вздохнул.
— Не дашь сигаретку? — попросил он.
Ярмолинский прикурил и протянул ему сигарету. Тисон глубоко затянулся и выпустил дым через нос.
— Да, Ральф, боюсь. Не знаю почему, но боюсь.
— У меня есть теория, — сказал Ярмолинский. — Хочешь послушать?
— Давай.
— Хорошо. Допустим, Места реально не существуют. Пока никто не доказал обратного. Допустим, «Психион-36» открывает Путешественникам доступ к собственному подсознанию. Путешественник «посещает» свои тайные мысли. И тогда нечто, очень возможно, именно то, с чем человек подсознательно боится встречи. У каждого в глубине сознания найдется что-нибудь пугающее. Тогда можно объяснить и страх, и почему он становится сильнее при приближении к твоему нечто. Элементарная вещь, известная всем психоаналитикам: чем ближе пациент подбирается к причине своего невроза, тем сильнее испытывает страх, а чем больше он боится, тем ему труднее добраться до причины.
— Очень хорошо, — сказал Тисон. — Но в твоей гипотезе есть один недостаток: по-твоему, выходит, Места — чистый вымысел Путешественника. Не берусь утверждать, существуют ли Места в том же смысле, в каком существует, например, вот эта кушетка или, скажем, Земля, но они — не галлюцинации. Иначе чем объяснить такой факт: разные Путешественники побывали, вероятно, в одних и тех же Местах?
— «Вероятно» — именно то слово, Барт. Пока у Путешественников нет возможности вести объективную запись своих наблюдений, мы не можем с уверенностью утверждать, что хотя бы двое из них попадали в одно и то же Место.
