Колька спустился в метро на «Пушкинской», купил за двадцатитысячник жетон, доехал до «Китай-города» и пересел на другую линию. В вагоне ему не понравилось. Прямо напротив расположилась группа чиканос. Они лузгали семечки — почему-то мексиканцы и пуэрториканцы особенно полюбили этот вечный московский товар — очень громко разговаривали, хохотали, и Кольке казалось, что смеются над ним. «У, жиды банановые!» — подумал он, но вслух ничего не сказал — известно, чикано всунуть москвичу перо в бок ничего не стоит.
Настроение несколько испортилось, но, когда Колька вышел из станции «Кони-Айленд», неприятная встреча забылась и на душе снова стало хорошо.
По пути к центральному входу Кольке пришлось сделать крюк: во всю ширину тротуара перла к метро веселая компания. Шестеро ражих русачей, в косоворотках, шароварах и смазных сапогах, успевших набраться к девяти утра, лужеными глотками распевали «Хеппи бирсдей ту ю-у-у-у… Хеппи бирсдей ту ю-у-у-у…» Кроме этой строчки, они не знали больше ничего или просто не хотели петь дальше, потому что эта строчка нравилась им больше всего, — только повторяли они ее с упорством, которое достижимо лишь предельно пьяным мужикам. С одной стороны, Колька счел встречу добрым предзнаменованием — все-таки «хеппи бирсдей», это как бы впрямую относилось к нему, но, с другой стороны, от подобных компаний следовало держаться подальше: все знают — у истинных русачей всегда за сапогом кинжал из доброй золингеновской стали, а под поддевкой на ремешке висит кольт или парабеллум. Вот не понравится им Колькина рожа — чикнут «жида», не задумываясь. Хотя какой же Колька «жид» — у него в роду почти все русские, только бабка по материнской линии вотячка, а между удмуртами и евреями — ничего общего, это факт.
Милиционеры русачей побаиваются, а вот полицейские никого не боятся — ни этих, ни чиканос, ни черных, ни азербайджанских или армянских боевиков, ни чечню. Только нету ни полицейских, увешанных шикарной амуницией, ни милиционеров с «демократизаторами» и «калашами». Время-то все еще раннее, наверное, поэтому и патрульных мало. Колька выждал в кустах, когда пройдет веселая компания, празднующая чей-то день рождения (впрочем, возможно, они распевали здравицу чисто из любви к искусству), и двинулся дальше.
Вот наконец и вход. Колька без сожаления расстался с двумя «ломоносами» и вступил на заповедную территорию. Забавное зрелище представляла собой бывшая «Выставка достижений народного хозяйства». Половину ее занимала собственно ВДНХ — все павильоны и фонтаны сохранили как памятники эпохи. А вот за «Космосом», где теперь были выставлены «Аполлон», лунный модуль и «Дискавери» и где работал потрясающий аттракцион «Полет на Луну» (четыре доллара за вход!!!), расстилался собственно «Кони-Айленд». Колька рванул сразу туда. Микроавтобусы по территории давно не ездили — их заменила монорельсовая дорога (бесплатная). Колька поднялся в вагончик и через несколько минут вышел на остановке «Американские горы».
Все. Началось веселье. Колька со свистом покатался на «горах» (квортер), спустил полмиллиона рублей в «одноруких бандитов» (смех да и только: выиграл лишь штук тридцать тысячных жетонов) и, наконец, прокатился на лодке по бурной реке в «Диснейленде». Это обошлось ему в полдоллара, и здесь Колька сказал себе: «Стоп!» Этак все доллары просадишь, а главная мечта сегодняшнего дня останется за горизонтом. Мечта же у Кольки была такая: выпить настоящего «бурбона» и попасть в публичный дом. Шестнадцать лет все-таки не шутка!
Из «настоящих денег» у него оставалось четыре доллара пятнадцать центов. На «бурбон» должно хватить, а в публичном доме, — если выбрать поскромнее, — и рубли возьмут. Колька поиискал глазами и сразу же нашел павильончик с надписью русскими буквами «Спиритс». То, что надо. Напустив на себя «взрослый» вид, Колька вразвалку вошел в павильон, бросил на стойку два доллара и неожиданным басом заявил:
— Один «бурбон». И поменьше содовой.
Бартендер оценивающе взглянул на него, все понял и вежливо ответил:
— Без закуски не подаем, сэр.
