– Ты просто красавица, – Он знал, что говорит правду. Если он будет повторять это, пусть даже про себя, он почувствует, что это действительно так.
– Сколько людей, – сказала она. – Если бы сюда явился Боб Гласс, он бы придумал, как пропихнуть тебя без очереди.
Он предпочел пропустить это мимо ушей. На ней было кольцо, подаренное в день помолвки. Если они будут вести себя так, как того требует их положение, все остальное устроится само собой. Все станет по-прежнему. Пока никто за ними не пришел. Держась за руки, они медленно подвигались к стойке с контролером.
– Ты сообщил родителям? – сказала она.
– О чем?
– О нашей помолвке, конечно.
Он собирался. Хотел написать им на следующий день после вечеринки.
– Скажу, когда приеду домой.
Сначала ему надо будет снова поверить в это самому. Вернуться к тому моменту, когда они поднимались после ужина в ее квартиру, или к тому, когда ее слова достигали его точно серебряные капельки, падавшие в замедленном темпе, прежде чем он мог уловить их смысл.
– Ты подала заявление об уходе? – спросил он.
Ее смех, казалось, прикрывал легкое замешательство.
– Да, и майор был очень недоволен. Кто теперь будет варить мне яйца? Кому я доверю нарезку солдатиков?
Они посмеялись. Как всякая молодая пара, они шутили, потому что им предстояло расставание.
– Знаешь, – сказала она, – он пытался меня отговорить.
– А ты что?
Она пошевелила в воздухе пальцем с обручальным кольцом. Потом сказала с шаловливой серьезностью:
– Я обещала ему подумать.
Они приблизились к стойке только спустя полчаса. Они были уже рядом с ней и все еще держались за руки. После паузы он сказал:
– Не понимаю, почему мы до сих пор ничего не услышали.
– Значит, и не услышим, – немедленно откликнулась она.
Опять наступило молчание. Контроль проходила семья беженцев со всеми их коробками и узлами. Мария сказала:
– Что ты собираешься делать? Где жить?
– Не знаю, – ответил он голосом киногероя. – У тебя или у меня.
Она громко рассмеялась. В ее поведении сквозило что-то неуправляемое. Британский чиновник, проверяющий документы, поднял глаза. Мария была чересчур свободна, почти развязна в своих движениях – возможно, от радости. Французы давно перестали говорить друг с другом. Леонард не знал отчего – может быть, оттого, что все они наблюдали за ней. Поднимая чемоданы на весы, он думал, что действительно любит ее. Они оказались легкими – оба вместе не потянули и тридцати пяти фунтов. Когда его билет был зарегистрирован, они с Марией прошли в кафетерий. Здесь тоже была очередь, и занимать ее уже не имело смысла. Осталось всего минут десять.
Они сели за пластиковый столик, заставленный грязными чашками из-под чая и тарелками со следами желтого крема, которые кто-то использовал как пепельницы. Она придвинула стул поближе к нему, взяла его под руку и прислонилась головой к его плечу.
– Не забывай, что я люблю тебя, – сказала она. – Мы сделали то, что должны были сделать, и теперь все будет хорошо.
Всякий раз, когда она говорила, что все будет хорошо, ему становилось не по себе. Так можно было накликать беду. Однако он сказал:
– Я тоже тебя люблю.
Объявили его рейс.
Она дошла с ним до газетного прилавка, и он купил «Дейли экспресс», прилетевшую сюда сегодня утром. Они остановились у барьера.
– Я приеду в Лондон, – сказала она. – Там обо всем и поговорим. Здесь слишком много…
Он понимал, что она имеет в виду. Они поцеловались, хотя это лишь отдаленно напоминало их прежние поцелуи. Он поцеловал ее прекрасный лоб. Пора было идти. Она взяла его руку и отпустила не сразу.
– О господи, Леонард, – воскликнула она. – Если бы я только могла сказать тебе. Но все хорошо. Правда.
Опять это. Проход охраняли трое дежурных из военной полиции, которые отвернулись, когда он поцеловал ее в последний раз.
– Я выйду наверх и помашу тебе, – сказала она и торопливо ушла.
Пассажиры должны были пересечь ярдов пятьдесят летного поля. Едва покинув здание аэропорта, он оглянулся. Она уже выбралась на плоскую крышу наверху была площадка для провожающих, и Мария стояла там, перегнувшись через парапет. Увидев его, она исполнила веселый маленький танец и послала ему поцелуй. Французы завистливо посмотрели на него, проходя мимо. Он махнул ей и двинулся к самолету. Вторично он обернулся только у трапа. Его правая рука уже пошла вверх, чтобы помахать. Около нее стоял человек, мужчина с бородой. Это был Гласс. Его рука лежала у Марии на плече. А может, он обнимал ее за плечи? Они дружно помахали ему, точно родители отбывающему ребенку. Мария опять послала ему поцелуй, она осмелилась повторить этот прощальный жест. Гласс что-то говорил ей, она улыбнулась, и они помахали снова.
