Расс, едва ворочая языком от смущения, стал сбивчиво описывать открывавшуюся с веранды панораму, но миссис Лонгэкр слушала доброжелательно.
— У вас хороший слог, — сказала она.
— Он — писатель, — прокомментировал Боб.
— О чем он пишет? Описывает историю твоей жизни, Боб Ли? Это должна быть интересная книга.
— Нет, мэм. Он пишет книгу о моем отце, о том, как он погиб.
— Ужасная трагедия, — промолвила мисс Конни. — Ужасный день. Хуже, чем на войне. В какой-то степени ужаснее даже того дня, когда погибли мой сын и его жена. Мой сын был пьян. А если в нетрезвом состоянии садишься за руль и мчишься сломя голову, жди самых неприятных последствий. Ничего тут не поделаешь. Твой же отец выполнял важную для общества работу и был для всех примером. Он заслуживал лучшей судьбы, чем та, которую уготовил ему хулиган Джимми Пай.
— Да, мэм, — подтвердил Боб. — Мы как раз и хотели поговорить с вами об этом. О том, что произошло в тот день. Какие были разговоры, в какое время, — все, что вы помните. Вас это не затруднит, мисс Конни?
— Могу я спросить, почему вас это интересует?
— Я просто хочу знать, как погиб мой отец, — ответил Боб.
— Да, это право сына. Что ж, спрашивайте.
— Вы его видели в тот день?
— Да. Он приехал к нам около двух. Сразу прогнал того ужасного полицейского, который околачивался возле дома. Большинство беспрекословно выполняли распоряжения Эрла. Умел он подчинять себе людей. Эрл был расстроен. Он этого не показывал, потому что никогда не терял самообладания. Он был человек дела. Говорил мало. Его беспокоил Джимми. Он не мог понять, что вселилось в парня. Он верил в Джимми.
— Почему это произошло, как вы думаете? — спросил Расс.
— Я гляжу на них — на Джимми Пая и Эрла Суэггера — и вижу две Америки. Эрл представлял старую Америку, Америку, которая выиграла войну. Когда я говорю «война», молодой человек, я имею в виду Вторую мировую.
— Я понимаю, мэм.
— Это я к тому, что с нынешней молодежью никогда не угадаешь, что она знает. Как бы то ни было, Эрл отличался стойкостью, терпением, трудолюбием, упорством, бесстрашием. В отличие от Джимми — представителя новой Америки. Пустой парень, неуч. Зато он обладал красивой внешностью, был хитер, умен, проворен и ужасно испорчен. Думал только о себе, считал себя центром вселенной. Он и на Эди Уайт плевал. Добивался ее только ради того, чтобы потом хвастать перед всеми: вот, дескать, никто не мог завоевать сердце этой красавицы, а мне удалось. А она была очень милая девочка. Эрл отказывался видеть Джимми таким, какой он был на самом деле. В этом и заключался его главный недостаток: он был слишком самонадеян. Вот почему то, то произошло, — это трагедия, а не мелодрама.
— Мой отец... над чем он работал в последние свои дни? Проводил какое-то расследование, решал какую-то проблему? Я должен знать, о чем он думал.
— В тот последний день я общалась с ним всего полчаса или даже меньше. Потом я ушла, и они с Эди остались одни. Больше я его не видела. К тому времени, когда я вернулась в коттедж, она спала. Но... помнится, он чуть раньше в тот же день обнаружил труп.
— Юной негритянки, — вставил Расс. — Да, мы слышали об этом.
— Ширелл Паркер. Ее убили. Твоего отца это происшествие очень встревожило. Я видела, что он постоянно думает о нем. Точно помню: он сказал, что идет какая-то «подозрительная возня», но в подробности вдаваться не стал.
— Но, насколько я понимаю, никакой подозрительной возни не было, — заметил Боб. — Через день-два арестовали молодого негра. Расследование вел Сэм. С делом разобрались быстро. Через два года парня казнили. Все оказалось ясно как Божий день.
— Да, — промолвила мисс Конни. — Ясно как Божий день.
— Выходит, отец ошибался.
Пожилая женщина, отвернувшись, чуть подалась вперед в своем кресле, словно что-то разглядывала в заливе, затем вновь обратила лицо к посетителям.
— Твой отец не ошибался. Регги Джерард не был убийцей этой девочки. Я узнала об этом много лет спустя.
— А кто же ее убил?
— Не знаю. Зато мне известно, что произошло на самом деле и почему. В тот вечер, когда исчезла девочка, в церкви состоялось собрание.
