– К динозаврам, – сказал я.
Она захохотала.
– Что?
– Говорят, они вымерли из-за огромного метеорита, но никто точно не знает. Я бы хотел убедиться.
– Класс, Лео. Ты можешь отправиться куда угодно, а ты выбрал каких-то динозавров… К тому же ты сам можешь умереть. А в то время можно было дышать? В те времена воздух не был ядовитым и опасным?
– Я бы взял с собой для безопасности кислородный баллон.
– И что бы ты там делал? – спросила она. – Стоял бы и смотрел на них? Или погладил бы?
– Ты дразнишь меня.
– Совсем чуть-чуть.
– А сама бы ты куда отправилась?
– Это просто. В будущее.
– Почему?
– Чтобы посмотреть, что будет, и перестать беспокоиться. Но, – продолжала она, – тогда ты просто возвращаешься в свое время и перестаешь беспокоиться, потому что знаешь, что все и так будет хорошо. А может, ты никогда и не сделаешь ничего важного для того, чтобы все действительно стало так, как ты увидел в будущем. Понимаешь?
– Я… Ну, думаю, да.
Я не имел ни малейшего понятия, о чем она толковала.
– Возможно, и не надо знать, как все будет. Тогда я все-таки вернусь в прошлое. Хотя, если в будущем все плохо, то есть шанс вернуться в настоящее и исправить что-нибудь; вот только знать бы, что именно… – Она поколебалась. – Я бы хотела посмотреть, что у родителей впереди. И у Йона. И у меня.
– Ты беспокоишься о будущем?
– Каждый, наверное, беспокоится. – Юлия ненадолго замолчала, и я услышал ее дыхание. – По-моему, папа вернулся.
– Тебе нельзя разговаривать по телефону?
– Да нет, можно, но я не хочу, чтобы он слышал. Одна стена в моей комнате – общая с их спальней.
Снова наступила тишина, но какая-то спокойная и теплая. Потом мы возобновили разговор о планах на лето, о музыке, фильмах и школе. Она спрашивала, что я знаю о «Святом»[9].
– Фильм с Вэлом Килмером[10]?
– Да.
– Он же сейчас идет в кино?
– Да. Я думала сходить, но со мной никто не хочет. Ты не хочешь посмотреть?
– С тобой? – спросил я и открыл глаза.
– Если хочешь, конечно. – Ее голос звучал неуверенно. – Не обязательно, если не хочешь. Просто так скучно идти одной.
– Нет, я просто… конечно.
– Йону ничего не говори.
Помню, что много думал о семье Гримбергов, об их положении и причинах происходящего. Внешне они ничем особо не отличались от любой другой семьи в Салеме, все мои знакомые жили примерно так же. Думаю, у них не обошлось без насилия. Юлия видела агрессию отца и матери, а Грим, как мог, держался в стороне. С детьми всегда так. В школе, дома, на отдыхе: одного не трогают, а другой попадает под перекрестный огонь. Грима отличало то, что он чрезмерно опекал Юлию, когда она угодила в беду. Впрочем, для меня многое все еще оставалось загадкой, несмотря на то, что я старался вникнуть изо всех сил.
– Иногда, когда я остаюсь один, у меня появляется чувство, что я исчезаю, – часто повторял Грим, и я толком не понимал, что он подразумевает под этим, но то же чувство было и у меня, когда я с ними общался. За них нужно было держаться, за Грима и Юлию, чтобы они не исчезли.
Их детство и юность прошли на моих глазах; с течением времени их образы становились все более двусмысленными, и они казались загадкой, какой, возможно, и были всегда.
В этом таился некий запрет. За достаточно короткое время мы с Гримом очень сблизились. По крайней мере, мне так казалось; не знаю, чувствовал ли он то же. Но мы ни разу даже не говорили по телефону. После первого разговора с Юлией я проводил как минимум час в день в кровати с телефоном, за беседами с ней. Между нами установилась близость, которая заставляла меня дрожать. Я чувствовал себя живым, как никогда прежде, как будто взгляд прояснился, а чувства оголились. Юлия Гримберг бесповоротно перевернула мою жизнь.
– Что на тебе надето? – спросила она по телефону накануне вечера кинотеатра.
Я засмеялся.
– А что?
– Я хочу знать.
– Почему?
– Просто хочу знать, вот и всё.
Я тихо проверил, закрыта ли дверь в мою комнату.
– Боксерские шорты.
– Это трусы.
– Трусы – ужасное слово.
– Но они так и называются?
– А на тебе? – спросил я.
– Что?
– На тебе какая одежда?
– Трусики. Это тоже ужасное слово?
– Нет.
– Мне нравится нижнее белье парней, – сказала Юлия таким голосом, как будто потянулась, и выдохнула в трубку.
