Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска - страница 52

— …эти деньги, господин Лаакс.

Иван припустил к отведенной им комнате, там быстро переоделся, натянув только джинсы, нашел плеер, и, настроив его на прослушку, прицепил на пояс. Со скучающим видом через пять минут он вышел во двор. Остановился у стены, подставив обнаженный торс и лицо солнцу. Стоял он к дядькам спиной, только плеер развернув микрофоном в их сторону. До беседующих было метров пять, и каждое слово очень четко ложилось на пленку.

Дядьки продолжали беседу и Иван нажал кнопку записи. Часть разговора, конечно, пропала, пока он переодевался, но, может быть, и в оставшейся части, будет что-то важное.

Сверлила мысль: Вряд ли речь идет о каком-то другом Москвичове. Фамилия редкая. В обрывке разговора в адрес полковника прозвучала негативная интонация, и неизвестные дядьки явно ждали его провала.

В наушниках донеслось:

— … курьера обнаружить невозможно, он невидим, как почтальон.

— Это хорошо. Вы уверены в Кожемяке, Шептало?

— Как в самом себе. Очень надежный человек, — у ответившего явно хронический ларингит, и, как многие люди с таким недугом, он очень любит поговорить. Человек, названный «Шептало» хрипло рассмеялся, — он очень любит деньги, но дело не только в этом.

— Откуда такое погоняло?

— Колоду карт руками на спор рвет, вроде как былинный герой, — хрипел, продолжая смеяться, Шептало.

— Значит, деньги любит, — произнес собеседник задумчиво, — это хорошо. Ему много надо?

— И деньги тоже, — дядька в шляпе, а это был его голос, засмеялся, — но больше он не любит ментов. А денег много не бывает. Чем их больше в кармане, тем больше хочется их иметь.

— Действительно. Его побочные дела нам не помешают? Он в законе?

— Если возникнет опасность, мы его предупредим. Нет, он честный фраер, но свой в доску. Может даже древесину возить.

— Нам нужен этот волчара. Без его машин большими партиями уголь переправить не удастся. А потом, если надобность отпадет… Доверие — понятие относительное…

Люся подошла сзади и содрала с головы Ивана наушники.

— Почему ты меня бросил?

— Я не бросил, — попытался оправдаться Иван, — он стоял у «служебного» входа дворца, подставив лицо солнцу и, устроив плеер на поясе, слушал разговор. Видеть собеседников не мог, потому что солнце светило с другой стороны. Те прятались в тени навеса, под которым стояли машины. — Я решил погреться на солнышке. Лето в разгаре, а мы бледные как спирохеты. — Нашел он в последнее мгновение достаточно веский аргумент.

На сторону, где расположен бассейн, солнце приходит во второй половине дня, а сейчас тот двор прикрыть тенью огромного дома.

Иван продолжал держать плеер направленным в сторону группы странных собеседников, потому что режим записи оставался включенным.

— Понятно, — Люся стояла рядом, пританцовывая, как была в купальнике, и тот быстро высыхал под солнечными лучами. — Знаешь, как я испугалась!? Смотрю, тебя нет нигде.

— Может, в сауну сходишь?

— С ума сошел? Одна?!

Иван усмехнулся.

— Хочешь, чтобы я составил тебе компанию? Это вряд ли. Нам на отдых осталось меньше часа.

— А потом мы начнем работать? — язвительно спросила Люся. Она причесалась ладонью, выравнивая волосы. И от этого простого движения у Ивана опять возникла проблема в штанах.

— Мне интересно… — начал Иван, но осек себя, потому что сообщать, что ему интересно узнать, кто хозяин этого дворца, не стоило.

— Что интересно? — Люся нетерпеливо пританцовывала рядом, потому что пробегающие мимо рабочие все чаще посматривали на нее.

— Посмотреть, что за концерт здесь будет? — он указал на заставленную столиками и стульями площадку перед сценой.

В сауну они не пошли. В бассейн Люсе пришлось бежать одной, и не купаться, а за оставленными там босоножками, потому что ее и Ивана вдруг вызвала охрана. Подошедший солидный дядька сказал строго:

— Приведите себя в рабочий вид. Хозяйке плохо, надо ей помочь.

в которой Люсе обещают скидку на операцию, а Иван слышит программное заявление правящих демократов России…

Хозяйка — пожилая женщина. Говорит просто, как-то по — деревенски. Увидав Люсю, всплеснула руками, но ничего не сказала. Женщину звали Наталья Ивановна Сперанская, и было ей семьдесят лет. Иван ее расспрашивал, измерял давление, а Люся писала карту.