Подняв глаза, плантатор увидел малолетнюю невольницу, которую он всегда выделял из пестрой толпы челядинцев, во-первых, из-за ее светлой кожи, а во-вторых, потому что она приходилась ему дочерью. Девчонка сидела у основания ветки, крепко прижавшись спиной к стволу. От страха ее зеленые глаза казались огромными, в пол-лица.
— От кого ты тут прячешься, мартышка? Опять набедокурила? А ну-ка слезай, — окликнул ее хозяин, но девочка не шелохнулась.
— Нет, мсье, ни в жисть не слезу, — затрясла она двумя косичками. — Не то мадам Селестина опять на меня взъестся и велит старой мадам меня продать.
Последовавшая перебранка между супругами Фариваль по накалу страстей превосходила все предыдущие и едва не закончилась расправой. Слуги, занявшие места в партере, сиречь у двери и под окном, в один голос утверждали, будто хозяин заломил хозяйке руку за спину, а после толкнул на постель. Не давая жене подняться, навис над ней и возопил, что не считает себя жеребцом-производителем, чей приплод подлежит продаже. Презрения достойны те отцы, что, как Робер Мерсье, продают своих детей с молотка по дюжине в год. С Дезире так поступать не должно. Никто не вправе распоряжаться его дочерью, каких бы кровей она ни была. Его дочь — его собственность. Если Селестина еще раз покусится на Дезире, то живо отправится обратно в Натчез. Мсье Фариваль по жене скучать не будет.
Высказав супруге претензии, мсье Фариваль оставил ее орошать слезами подушку, сам же вышел на веранду, где матушка, едва заслышав рокот грозы, велела накрыть стол и поставить на белоснежную скатерть целых две бутылки рома. Материнское сердце не обмануло: горячительные напитки развеяли мрачность Эвариста, хотя лишь отчасти. Обычная его веселость не подлежала восстановлению. До прихода темноты плантатор просидел на веранде, опрокидывая стакан за стаканом, пока не уснул, уронив голову на скрещенные руки. Хозяин даже не заметил, как мимо него проскользнула нянька, которая несла в фартуке какой-то увесистый предмет…
* * *
…Роза разворачивает фартук, и на половичок у моей кровати шлепается тушка петуха. Черные перья лоснятся, гребень и отвисшая бородка алеют, как пламя на головешке. Я осторожно поддеваю крыло мыском туфли.
— Дохлый?
— Нет, живехонек. Я накормила его сон-травой. А ты отрубишь ему голову, — говорит Роза и протягивает мне тесак.
— Не буду я рубить ему голову! Мне противно. И страшно.
— А накликать на человека смерть было не страшно? — сощурившись, спрашивает нянька. — Делай, что я говорю. Вдруг получится отвести беду?
— Ты это о сделке, няня? Думаешь, ее можно отменить?
— Попытаюсь. Но для этого нам нужно принести жертву — черного петуха. И зарезать его должна ты.
Судорожно сглатываю и принимаю тесак. Рукоятка из отполированного орешника скользит в моих вспотевших ладонях. Рублю, не глядя, наугад, но каким-то чудом попадаю по шее. Слышится чавкающий хруст, и когтистые лапы хватают воздух, а затем вытягиваются и коченеют. Голова болтается на полоске кожи, из раны хлещет кровь, которую Роза споро собирает в глиняную миску. Когда миска наполняется до краев, нянька окунает в нее ладонь и мажет по лицу сначала себе, потом мне.
К горлу подступает тошнота, но я креплюсь и стараюсь выполнять все, что мне велено. Скатываю половики и заталкиваю их под кровать, пока Роза, то и дело смачивая палец в крови, рисует на полу веве. Такой узор я вижу впервые. Центральную ось, чем-то похожую на позвоночник, рассекает надвое прямая линия. В нижней половине рисунка изображен треугольник, в верхней — сердце, от которого тянутся три креста. Между крестами два соединенных дужкой овала. Мне чудится, что эти овалы смотрят на меня с пола, и притом смотрят зловеще. Они так похожи на глаза.
— Чей это веве? — спрашиваю я, заглядывая няньке через плечо.
— Маман Бриджит. Законной супруге того, кому ты сегодня по глупости предложилась. Помнишь, что я говорила? Первая похороненная на кладбище женщина становится Бриджит, первый мужчина — Бароном.
— Думаешь, она за меня вступится?
— Не знаю. Трудно предугадать, как поведет себя женщина, которой внаглую перебежали дорогу. Но я помогу чем смогу. Лезь давай под кровать и тащи сюда бутылку.
