— Мистер Локвуд, — говорю я с отвращением, — если вы пожаловали, чтобы опорочить моего жениха, то зря потратили шесть пенсов на кеб. Подите прочь. Я вас слушать не желаю.
— Не нравится — не слушайте, дорогая моя мисс. В таком случае меня выслушает судья в Олд-Бейли. Ведь причина моего визита касается непосредственно вас.
Следователь привстает и берется за кочергу, чтобы сгрести побольше углей в свою сторону. Обеспечив таким образом свой комфорт, он продолжает:
— Я не отниму у вас много времени. Всего лишь краткий экскурс в нашу юриспруденцию. Вы иностранка, мисс, и вам неведомы британские законы. А между тем один из них может показаться вам небезынтересным. Но сначала ответьте, знакомо ли вам имя Септимуса Тэтли?
— Этот джентльмен мне неизвестен, — говорю я, не солгав. Более нелепого имени янки я отродясь не слыхала!
— Ничего, мистер Тэтли тоже не набивается к вам в приятели. Однако отношение к вашей биографии он имеет самое непосредственное, — начинает инспектор, сомкнув руки за головой.
Слов нет, как меня раздражает его поза! Как будто он полеживает на травке где-нибудь на берегу Темзы и ведет неспешную беседу. Локти торчат в стороны, и я замечаю, как сильно вытерт твид пиджака. Понятно, почему инспектор недолюбливает Джулиана, который меняет костюмы несколько раз в день. Обычная зависть.
— В пятьдесят восьмом году мистер Тэтли, начитавшись книжонок Майна Рида, отправился на поиски счастья в Луизиану — в край аллигаторов, рома и трепетных квартеронок. На паях с таким же простофилей приобрел сахарную плантацию, но прогорел — весь урожай был загублен внезапным заморозком. Прокутив остатки денег в картежных домах Нового Орлеана, мистер Тэтли подвизался на ниве журналистики и кропал статейки для газеты «Пикейн». В Новом Орлеане он и пересидел войну, потому что никак не мог определиться, на чьей он вообще стороне. Однако в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом, то ли поддавшись зову ностальгии, то ли не зная, где еще укрыться от кредиторов, отчалил на родину. В настоящее время мистер Септимус Тэтли проживает в Виндзоре, где его и отыскал один из моих агентов. Вот и весь сказ.
— При чем же здесь я?
— А при том, милейшая мисс, что в газете «Пикейн» мистер Тэтли вел криминальную хронику. В мае тысяча восемьсот шестьдесят шестого года именно ему было поручено написать статью о зверском убийстве двух плантаторов — братьев Жерара и Гийома Мерсье.
Если бы я заранее смекнула, куда он клонит, то уж как-нибудь совладала бы с мимикой и не позволила страху исказить мои черты. Но я была слишком занята выявлением недочетов в туалете инспектора, поэтому кульминация настигла меня внезапно.
— Эге, а вы помните ту историю, мисс Фариваль! По глазам вижу, что помните, — подмечает Локвуд. — В своей статье мистер Тэтли называл убийство «происшествием, превосходящим всякое понимание своей поистине дьявольской жестокостью». Быть может, вы уточните, что скрывалось за этой обтекаемой формулировкой?
Шепчу:
— Я стараюсь лишний раз не вспоминать… о той ночи.
— Разумное решение. В статье невозможно было привести подробности убийства. Иные господа, знаете ли, читают прессу поутру, за тостами с чашечкой кофе, и не следует отбивать им аппетит. Но мистер Тэтли сообщил мне все, что узнал из своих источников — от коронера и сослуживцев убитых. Братья были буквально растерзаны. У Гийома — вскрыта брюшная полость и нанесены многочисленные колотые раны в области груди. Его старшему брату располосовали горло от уха до уха. И, что немаловажно, у обоих не хватало различных… анатомических органов. У Гийома кое-чего по мужской части, но это еще объяснимо — могла быть месть за распутный образ жизни. Но вот то, что убийца сделал с Жераром, просто в голове не укладывается.
Согнувшись так, что скрипнул корсет, я вытаскиваю из-под манжеты скомканный платочек и торопливо прикладываю к губам. Рот наполняется кислой слюной, но я не могу ее сглотнуть — иначе меня вытошнит прямо на прикаминный коврик.
— Вам дурно, мисс Фариваль? — Голос инспектора звучит гулко, как будто из другого конца каменного коридора. — Позвоните служанке, пусть принесет воды. Пользуйтесь моментом, ведь в Ньюгейте, где вы вскоре окажетесь, вам ничего не принесут по звонку.
